Книга Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ставлю вопрос прямо, но столь же прямо скажу, что затрудняюсь ответить категорически.
Мне предполагается, что ограничительные мероприятия относительно евреев вообще не должны быть многочисленны, потому что, как опытом доказано, чем больше евреев стесняют ограничительными мерами, тем больше они сочиняют лазеек для обхода закона, а следовательно тем сильнее развивается в конце концов евреизм… Каждая мера против еврея рождает всегда десять способов ее обходить. И потом я смею полагать, что против евреизма мера мере рознь: есть меры, которые только притеснительны, но пользы русским интересам не приносят. Так, например, серьезно говоря, я затрудняюсь представить себе, почему еврей мастеровой или ремесленник менее вреден в Вильне, чем в Смоленске, и почему в городах вообще еврею не предоставляют жить беспрепятственно; но рядом с этим мера, которая не дозволяла бы еврею ни под каким видом жить в деревне той или другой губернии, была бы весьма понятна и целесообразна.
Словом сказать, я бы начал, как я сказал, с главного, с вопроса: в чем евреизм вреден русским интересам, – и тогда получился бы план всего того, что нужно для предупреждения вредного действия евреизма на русскую жизнь.
Еврей-ремесленник или, что то же, еврей не интеллигентный вреден ли интересам русской жизни?
Мне кажется, что нет, если рассматривать его как личность.
Если же рассматривать его как частицу или раба кагала, он вреден для русской жизни, ибо посредством кагала он ставится по отношению к русской жизни исключительно в положение обирающего и эксплуатирующего того, к кому кагал ему запрещает иметь отношения, на нравственности основанные.
Значит, на вопрос: что делать? получается ответ: дайте еврею свободу жить везде в городах, где он найдет себе заработок, но кагала уничтожьте и след…
Затем дальше: вреден ли интеллигент-еврей для русской жизни?
Безусловно вреден…
Вот здесь является главный вопрос, о котором надо думать и думать. Тут надо все иллюзии в сторону. Еврей-интеллигент именно в России есть по своему существу враг русского государства, как строя, как церкви, как образа правления. В Европе еврей является менее врагом и менее опасным для государственного строя, чем в России…
Но об этом до завтрашнего дня.
Как не раз приходилось на это обращать внимание, доступ еврею к высшему образованию в России совпадает с эпохою ослабления в нас идеалов и преданий нашей государственной старины и расшатывания той дисциплины, которая зиждилась на одинаковом понимании всеми основ монархизма и церковности. Полагаю, что не нужно ломать себе голову, чтобы доказывать фактами, как горько мы поплатились за то легкомыслие, с которым мы тогда обошлись с вопросом об интеллигентировании еврея. Все они поработали для своего кармана, многие, как я вчера говорил, почерпнули в науке ненависть к нашему государственному строю и ни один не сказал своим собратьям: нам дают высшее образование, покажем себя достойными гражданами великодушной к нам России. И всякий, кто имел возможность близко наблюдать еврея-интеллигента в русском обществе за этот период, не мог не видеть, что везде интеллигентный еврей делался маленьким средоточием для тех, которые отделяли себя политическими убеждениями от масс и замыкались в узкие миры ненависти к старым принципам русского строя и русской жизни…
И надо им отдать справедливость, везде, где тому была малейшая возможность, евреи-интеллигенты свою роль таких разрушительных элементов в русской жизни исполняли искусно и успешно…
Теперь, когда мы живем во имя задачи укреплять и восстановлять все то, что было ослаблено и расшатано прежде, было бы логично, сколько мне кажется, всеми силами внимания и мышления остановиться на вопросе: как сделать, чтобы прекратить доступ евреям в русскую интеллигенцию?
Я искренно убежден, что тогда, и только тогда мы будем иметь дело с решением настоящего еврейского вопроса, как важнейшего русского государственного вопроса. Хоть убейте меня, но я не могу себе представить еврейского вопроса в виде забот о полуграмотном еврее: это физический вопрос, для решения коего Россия имеет и время, и место. Но для решения еврейского вопроса настоящего, то есть нравственного и политического, о закрытии путей еврею в русскую интеллигенцию – времени нет в распоряжении России; еще несколько лет наполнения рядов русской интеллигенции евреями, и Россия будет сверху так же ослаблена духовно, как ослабела духовно интеллигенция Германии и Австрии.
Как говорят французы, c’est à prendre ou à laisser…[894] Но иллюзий делать себе нельзя: ни полумеры, ни компромиссы, ни условные мероприятия не могут помочь делу. Если еврею сохранить доступ посредством высшего образования в интеллигенцию, рано или поздно этот еврей несомненно родит Равашолей. Тут дело не в еврее как отдельной личности, а в евреизме как элементе неизбежно и по существу враждебном Русскому государству, как неразрывному союзу с Церковью. На это ответят мне: да это чудовищно, не допускать ни одного еврея к высшему образованию! Позвольте, – отвечу я, – я не это говорю; я говорю о том, чтобы ни один еврей не был допущен к высшему образованию с целью быть интеллигентом России, разумея под этим все общие или общественные виды деятельности, начиная со службы государственной и общественной и кончая печатью… Высказывая эту мысль, я строго держусь той, которая легла в основу правительственного взгляда издавна на еврея, и вследствие которого еврею закрыта государственная служба и ограничены избирательные права…
В основу этого старинного взгляда легла мысль о недоверии, как я сказал, не столько к еврею, сколько к евреизму как началу, неизбежно враждебному Русскому государству, изображающему объединение с Церковью. Взгляд этот – историческая аксиома, и отступиться от него можно только тогда, когда относишься равнодушно к этому основному принципу силы России, союза Церкви с государством.
Но как этого достигнуть?
Вот тут-то, когда имеешь дело с еврейским вопросом, как с русским государственным вопросом, надо в том с грустью сознаться, являются к благополучному его разрешению препятствия бытовые и практические, сокрытые в наших нравах, препятствия, о которые разбиваются подчас самые энергичные и настойчивые усилия государственных людей.
Еврея, оказывается, побеждать трудно не из-за него, а из-за тех русских, таинственных его союзников, которые являются заинтересованными поддерживать еврея там, где ему нужно обойти или нарушить закон.
Вот в этой-то бытовой черте главное затруднение справляться с еврейским вопросом там, где нужно ограждать интересы государства; так что поставленный между тем русским либералом, который равнодушен к соображениям, что евреизм есть стихия, разрушающая русскую государственность, и между тем русским, который имеет интерес личный в пользу того или другого послабления антиеврейского закона, еврей в России все проходил и проходил в русскую интеллигенцию, и уже теперь приобрел довольно прочно занятые им позиции.
