Книга Таков мой век - Зинаида Шаховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, читал ли кто-нибудь из них «В поисках утраченного времени»? Они говорили, что знали его, но это ничего не значило, совершенно ничего. Марсель Пруст ничем не поразил, чтобы остаться в их памяти…
Улица Ля Фезандери. Здесь живет Елизавета де Грамон. Я нашла ее в обществе амазонки Реми де Гурмон, Натали Барней. Глядя на них, мне казалось, что мир Пруста сохранил своих преданных поклонников, которые признавали его талант.
Исчезнувшие салоны, ушедшие из жизни красавицы, утонченность, унесенная ветром перемен, отразятся и продлят свое существование на страницах «аутсайдера» — как патетические и забавные тени, как черный мир Шарлю и самого Марселя Пруста…
Долгие годы я лелеяла мысль о том, чтобы снова взяться за перо. Моя первая книга, написанная по-французски, появилась в Париже 1 мая 1940 года. Несомненно, неудачное время для литературного дебюта. Меня, как и большинство людей, война оторвала от любимого дела. Я вернулась в литературу семь лет спустя. Мой первый роман назывался «Европа и Валерий». Я испытывала огромную радость, начиная работу над ним, радость преодоления трудностей иностранного языка и самой профессии. Как человек становится писателем? Почему у него рождается желание рассказывать истории, желание воздействовать на души незнакомых людей?
Я не хочу говорить о литературе в этой книге, которая представляет собой лишь беглый обзор событий за полвека. Хочу только сказать, какой душевный покой внезапно для самой себя я обрела перед пишущей машинкой, рядом с книгами, готовясь разобрать и рассортировать наспех сделанные многолетние записки на багажных квитанциях, билетах метро и командировочных предписаниях.
Современность, однако, тоже настойчиво давала о себе знать. В 1947 году говорили о создании Израиля, этот проект представлялся нам столь же опасным, как и создание некогда Данцигского коридора. Новое государство явилось своеобразной компенсацией несчастному народу и воплощением мечты русских сионистов. Но долго ли просуществует созданный наконец Израиль? Никакой народ не может безнаказанно вернуться на землю, которую он покинул более тысячелетия назад и которую во имя его возвращения силой отняли у других народов, поселившихся там за время его отсутствия. Новое государство будет со временем заселено русскими, польскими, румынскими, а возможно, и немецкими евреями, но можно ли поверить в то, что миллионы западноевропейских евреев откажутся от привычного образа жизни и отправятся в Израиль?
Но если этот эксперимент удастся, каким станет другой Израиль, тот, что является закваской в тесте мира? Маленьким государством, похожим на другие, с политическими партиями, парламентом, правительственными и экономическими кризисами? Израиль как обыкновенное государство утратит метафизическую миссию. Человечество перестанет видеть в евреях избранный народ, жалеть его и одновременно восхищаться его необыкновенной судьбой.
В 1948 году мы присутствовали во дворце Шайо на сессии Генеральной Ассамблеи Объединенных Наций, основанной на останках Лиги Наций. Люди поднимались на трибуну и на разных языках выражали уверенность в том, что мир станет лучше, более справедливым и наконец свободным. Род людской обретет на земле рай, где лев будет возлежать рядом с беленькой овечкой, где орел и ласточка полетят крыло к крылу и, возможно, на одной высоте. Но кто обманется этими чеками без покрытия, выданными в счет нашего будущего?
Мир и свобода важны прежде всего для отдельной личности. Ни одно общество никогда не могло и в будущем не сможет ни их гарантировать, ни заставить соблюдать. Равенство? Как его добиться, если всем очевидно, что один человек не бывает таким же, как другой! Справедливость? Стоит ли забывать, что праведников всегда первыми приносят в жертву?
Чиновники международных организаций размножаются со скоростью микробов, жиреют на налогах — плодах нашего с вами каждодневного труда. Организации тонут в потоках циркулирующих документов: тонны бумаг лежат мертвым грузом в Нью-Йорке, Женеве и в Париже, в ЮНЕСКО. Я не имею в виду полезные организации с ясно определенными целями, такие, как Красный Крест, Консорциум Уголь-Сталь, НАТО или Всемирная Организация Здравоохранения (ВОЗ), но говорю о других, выросших на мифах, бессильных изменить судьбу целых наций или судьбы отдельных людей.
Уже сегодня, забегая вперед, объединенные народы мечтают о мировом правительстве, подобно тому, как лягушки требуют своего короля. Гарри Дэвис, бывший гражданин США, молодой энтузиаст единого, не разделенного границами мира, отказывается ждать. Он разорвал свой паспорт и расположился перед дворцом Шайо. Отсутствие паспорта сразу же вызвало неприятности с полицией.
Этот Гарри Дэвис не побывал в моей шкуре, он не-способен понять благотворного влияния границ — гарантов нашей свободы. Да здравствует разделенный мир, в котором каждый может выбрать соус, под каким он предпочитает быть съеденным, в котором каждый может выбрать, жить ли ему при демократии, благодушной или попросту беспорядочной, мягкой диктатуре — бывает и такая, или жестокой диктатуре — есть и такая, высказываться за социализм, марксизм или капитализм! Но если границы закрыты колючей проволокой или хорошо охраняемой стеной, тем не менее остается право на мечту преодолеть их даже ценой собственной жизни. Я уверена и очень тому рада, что меня уже не будет в этом мире, когда он объединится подобным образом. Ибо, когда видишь, как чаще всего используется власть, нельзя не опасаться того, что однажды мировое правительство не превратится во всемирную диктатуру, наиболее жестокую из всех возможных. И если можно пешком пересечь горы, если можно переплыть реки, то невозможно без соответствующей ракеты эмигрировать на другую планету.
Так возрадуемся нашей нынешней участи!
Рассуждая о будущем и о недавнем прошлом, о котором сейчас повествую, я могу подвести некоторый итог, безусловно предварительный и неопределенный, как неопределенны и временны наше место жительство, наше благосостояние, да и вся наша жизнь. Я тогда перешагнула сорокалетний рубеж, молодость уже позади. Это всегда грустная констатация, но зачем сожалеть о том, что пересекаешь рубеж, которого вовсе могло не быть?! Позже я с некоторым удивлением прочитаю такое признание моей современницы, Симоны де Бовуар: «Жизнь меня обманула». Меня же жизнь не обманула, я сполна испытала в ней сомнения, трудности, борьбу и радость. Откровенно говоря, я вмешивалась в жизнь. Находишь только то, что ищешь, начиная с Бога.
Я всегда заранее очень хорошо знала, что никогда не буду чувствовать себя комфортно в любой сфере — политической, социальной или профессиональной.
В течение десяти лет, в гуще происходивших в Европе событий, я повсюду оказывалась «временным участником», как и в спорах своего времени поэт XIX века Алексей Толстой, который писал: «Я не сторонник ни одного из двух лагерей, а лишь случайный гость; никто из них не может меня убедить в своей правоте, ибо не перенося пристрастности друзей, я стремлюсь защитить честь знамени врага».
Так будет всегда, но это не судьба, а выбор.
В 1947–1948 годах мы разбили нашу палатку в Париже для краткого привала. В будущем нас поджидали новые неожиданности и испытания. В третий раз в нашей жизни мы будем разорены — кстати, только в первый раз это имело значение, поскольку разорение сопровождалось также и потерей родного мира. Мы будем наблюдать из первых рядов пробуждение арабского национализма, и бомба Истикляля не попадет в меня, несмотря на близкое расстояние… Событие еще более удивительное — мы посетим Россию и будем приняты в царском дворце новыми хозяевами Кремля. Как на русских горках — то наверху, то внизу — в постоянном движении на рельсах нашей эпохи. Но это уже другая история…