Книга Американская империя. С 1492 года до наших дней - Говард Зинн

Грядущий мятеж блюстителей

Название этой главы – не предсказание, а надежда. И это я постараюсь объяснить. Что касается заголовка этой книги, он не вполне точен; «народная история», с одной стороны, – это обещание, которое не может выполнить ни один человек; с другой – эта история наиболее трудна для передачи. Я все равно назвал книгу так, потому что, при всех ограничениях, она написана без почтения к правительствам, но с уважением к народным движениям сопротивления.

В результате получается предвзятое повествование определенной направленности. Это меня не смущает, потому что горы работ по истории, до сих пор влияющих на всех нас, отражают настолько противоположные взгляды, с таким трепетным почтением относятся к государствам и государственным деятелям и так оскорбляют невниманием народные движения, что нам нужно некоторое противодействие, чтобы избежать полного подчинения.

Все версии американской истории, которые сосредоточены на деятельности отцов-основателей и президентах, подавляют способность простых граждан к действию. Они предлагают нам во время кризиса ждать, чтобы кто-нибудь нас спас. Это относится к революционному кризису и деятельности отцов-основателей; к кризису рабовладельческой системы, из которого страну вывел А. Линкольн; к Великой депрессии и мероприятиям Ф. Д. Рузвельта; к кризису, вызванному войной во Вьетнаме, уотергейтским скандалом и приходом к власти Джимми Картера. Кроме того, традиционные трактовки истории США предлагают поверить в то, что между периодически возникавшими кризисами все шло хорошо и нам будет достаточно вернуться к этому нормальному состоянию.

Они учат нас, что высшим гражданским актом является выбор спасителей, когда раз в четыре года мы заходим в кабину для голосования, чтобы избрать одного из двух белых богатых мужчин англосаксонского происхождения, не наделенных яркими личными особенностями и придерживающихся ортодоксальных воззрений.

Представление о спасителях было встроено во всю культуру, а не только в политику. Мы приучены с восхищением смотреть на звезд, лидеров, экспертов в любой области, отрекаясь при этом от собственных сил, принижая свои способности, приглушая собственное «я». Но время от времени американцы отвергают эту идею и восстают против нее.

До сих пор эти бунты сдерживались. Американская система – самая простая система контроля в мировой истории. Когда страна наделена такими огромными природными ресурсами, талантами и рабочей силой, система может позволить себе раздать ровно столько богатств и такому количеству народа, чтобы число недовольных ограничивалось лишь беспокойным меньшинством. Это такое мощное, большое, удовлетворяющее многих граждан государство, что оно может позволить себе дать маленькой группе недовольных свободу выражать свое мнение.

Нет системы контроля, обладающей большим количеством ходов, лазеек, обходных путей, маневров, наград для избранных, выигрышных лотерейных билетов. Нет другой такой системы, которая бы более сложно распределяла элементы контроля через голосование, трудовые отношения, церковь, семью, школу, средства массовой информации, – ни одной, которая бы успешнее успокаивала оппозицию реформами, изолировала одну часть народа от другой, создавала патриотическую лояльность.

Один процент американцев владеет третью всех богатств США. Оставшаяся же их часть распределяется так, чтобы поссорить между собой 99 % населения: обратить мелких собственников против неимущих, чернокожих против белых, людей, рожденных в Америке, против приезжих, интеллектуалов и высококвалифицированных работников против людей без образования и профессиональных навыков. Эти группы выражали друг другу неприязнь и враждебность настолько самозабвенно, подчас применяя насилие, что не могли понять, что положение их одинаково, а именно: они делят между собой остатки пирога в очень богатой стране.

Учитывая эту реальность – отчаянную, ожесточенную борьбу за ресурсы, ограниченные контролем элиты, – я возьму на себя смелость объединить эти 99 %, назвав их «народом». Я пишу историю, в которой предпринимается попытка показать их отодвинутый на второй план, полузабытый общий интерес. Подчеркнуть единство 99 % граждан страны, заявить о глубоком противоречии их чаяний устремлениям 1 % американцев – значит сделать именно то, чему правительства США и поддерживающая их богатая элита, начиная с отцов-основателей и до наших дней, изо всех сил пытались помешать. Дж. Мэдисон страшился «фракции большинства» и надеялся, что новая Конституция США сможет обуздать ее. Он и его коллеги начали Преамбулу этого документа словами «Мы, народ…», заявляя, что новое правительство защищает интересы каждого, и полагая, что этот миф, принятый как факт, обеспечит «внутреннее спокойствие» в государстве.

Это притворство длилось много поколений, чему способствовали всеобъемлющие вещественные или словесные символы: флаг, патриотизм, демократия, национальный интерес, национальная оборона, национальная безопасность. Лозунги проникали в американскую культуру, подобно тому как появившиеся на равнинах Запада крытые фургоны ставились кругом, откуда пользовавшийся некоторыми привилегиями белые американцы могли стрелять на поражение во внешнего врага: индейцев, чернокожих, иностранцев или других белых, слишком бедных, чтобы получить допуск внутрь этого круга. Организаторы каравана наблюдали за происходившим с безопасного расстояния, а когда бой заканчивался и поле было усеяно трупами с обеих сторон, они захватывали этот участок земли и готовились к следующей экспедиции на другую территорию.

Схема никогда полностью не срабатывала. Революция и Конституция, хотя и представляли собой попытку внести стабильность, обуздав классовую вражду колониального периода, при этом обратив в рабство чернокожих, а также уничтожив или изгнав индейцев, не имели стопроцентного успеха, если судить по восстаниям арендаторов, мятежам рабов, аболиционистской агитации, феминистским волнениям, партизанской войне, которую вели индейцы в годы, предшествовавшие Гражданской войне. После ее окончания сформировалась новая коалиция южной и северной элиты, тогда как на Юге представители низших классов – белые и чернокожие – были вовлечены в расовый конфликт; на Севере враждовали американские рабочие и рабочие-иммигранты, а фермеры расселялись по просторам страны, в то время как капиталистическая система укрепляла свои позиции в промышленности и правительстве. Но началось восстание среди индустриальных рабочих и широкомасштабное оппозиционное движение фермеров.

На рубеже XIX–XX столетий в условиях модернизированной промышленности насильственное усмирение чернокожих и индейцев и использование выборов и войны для поглощения и отвлечения белых мятежников оказались недостаточными, чтобы помешать великому наступлению социализма и массовой борьбе трудящихся, имевших место перед началом Первой мировой войны. Ни эта война, ни относительное процветание в 20-х гг., ни кажущееся окончательным подавление социалистического движения не смогли предотвратить, когда разразился экономический кризис, возникновения следующего радикального пробуждения, еще одной волны восстаний трудящихся, которые происходили в 30-х гг.

Вторая мировая война создала новое единство, за которым последовала на первый взгляд успешная попытка погасить в атмосфере холодной войны мощный радикальный настрой военных лет. Но затем неожиданно накатила волна 60-х, поднятая людьми, которые считались давно подавленными или оттесненными на задний план: чернокожими, женщинами, индейцами, заключенными, солдатами, – и воз ник новый радикализм, угрожавший широко распространиться среди населения, разочарованного войной во Вьетнаме и политикой времен «Уотергейта».