Книга Распутницы - Алексей Наст

— Здорово!

Геннадий, усмехнувшись, кивнул, ожидая заветной фразы — Вовка в день выпивал две-три чекушки водки и просто обязан был попросить для начала разговора двести рублей.

Вовка, не в пример Апатии ухоженный, причёсанный, гладко выбритый, в отглаженной рубашке и легких льняных брюках, прошёл к столу и, вытащив из чёрного пакета, торжественно водрузил початую поллитровку:

— Во чё у меня есть! Давай, отхлёбывай! Я уже пригубил.

Геннадий усмехнулся — Вовка сегодня был при деньгах. Что же это жена ему излишнюю сумму выделила? Или закалымил где-то с утра? Вовка настойчиво кивал на бутылку:

— Не смей отказываться, следователь! Мы же с тобой всю жизнь бок о бок прожили. Всегда вот так! А теперь будешь жить в квартире, мной отремонтированной! У меня с собой бутербродики, бери, закусывай.

Из пакета на стол были извлечены аккуратные, чуть больше канапе, различные бутербродики из чёрного хлеба и разных колбас, балыков и копчушек. Такое великолепие Вовка позволял себе постоянно, потому что помимо неверного случайного дохода от ремонтностроительных работ имел немалый доход постоянный — ренту. Пару лет назад у него скончался отец. По наследству Вовка стал обладателем трехкомнатной квартиры в центре, которую сдавал за очень приличные деньги, а сам продолжал проживать в квартире жены, в соседнем с Геннадием подъезде. После обретения ренты Чекушку во дворе стали звать Олигархом и Квартирным Магнатом. Ни первое, ни второе прозвище его не обижало.

Геннадий, не позавтракавший, уловив приятные ароматы закусок, пустил слюну, не удержался и совершил требуемое — сделал пару глотков прямо из бутылки и тут же закусил. Горячая волна понеслась вниз. «Хочу опьянеть. Иди всё к черту!»

Вовка радостно рассмеялся:

— Молодец! — Он сразу перешёл на деловой тон, закрутил головой, осматривая помещение: — Вот, значит, какая была квартира у Зои. С ней выпивали сколько раз вместе, а у неё в квартире не бывал! Генка, аванс требуется перед началом работ — такой строительный закон.

— Будет аванс. Не переживай.

— Ты пей ещё, ешь.

— Сейчас Серёга придёт.

— Апатия?

— Говорит, шпаклюет хорошо.

— Когда не пьяный — хорошо.

— А ты?

— Я всегда хорошо. И шпаклюю, и крашу, и кафель выкладываю. Только пусть шпаклюет Серёга — муторное это занятие. А сантехникой кто займётся?

— Сёма-сварщик.

— Американец?

— Ну.

— Ха-ха. Он тоже сегодня придёт?

— Сейчас должен подойти.

— Тоже водку принесёт. Он перед началом дела всегда выставляется.

— Перед кем? Перед хозяевами квартир?

— Перед нами. Да мы все как родня. Генка, ты же наш в доску, дворовый!

Геннадий не стал спорить:

— Да, я ваш.

Вошёл Апатия с полуторалитровой пластиковой бутылкой портвейна и горстью маленьких стакашек. Про остаток суммы Геннадий спрашивать не стал — Апатия кинул на стол пачку сигарет.

Вовка налил себе в пластиковый стаканчик водки, спросил:

— Что, Апатия, покурим?

— Кури… Генка, открывай портвейн, наливай.

— Сам пей портвейн, — презрительно заявил Вовка, поднимая стакашку. — Мы с Геной пьём водку.

Геннадий посмотрел на Серёгу, извиняясь, пожал плечами — раз уж начал с утра пить, то лучше не мешать напитки. Апатия радостно посмеялся — больше достанется.

Выпивший Вовка, закинув в рот копчушку и вскрывая пачку сигарет, сказал про Апатию:

— Он один в хлам упьётся с полутора литров. Он не ел ни хрена, наверное, дней десять.

— Да ел я, — смеясь, пискляво оправдывался за неестественную худобу Серёга, вскрывая портвейн. Вид у него действительно был такой, словно его недавно выпустили из гитлеровских застенков — кожа да скелет.

В квартире появился улыбающийся, полноватый, почти лысый одногодка Вовки — Гоша-художник. Он был в старом, но очень чистом легком белом костюме — в таких принято прогуливаться по курортным набережным, когда находишься на отдыхе.

— Ба, Гоша! — полез к нему обниматься Чекушка — его мозг уже ощутил прилив дозы счастья. — Нарисуй меня, художник!

Оттеснив Чекушку, Гоша поздоровался за руку с Геннадием и Апатией, молча налил себе водки, выпил и рассмеялся.

— Ты чё здесь? — Вовка курил, блаженно пуская дым в сторону Гоши. — Фрески рисовать задумал на стенах?

Гоша был настоящим художником, рисовал пейзажи и жанровые картины, но продавался редко и перебивался строительными приработками — предоставлял всевозможные малярные услуги.

Гоша, снова налив себе водки, выпил.

— Э-э, тише на поворотах! — пророкотал Чекушка.

Апатия, уже приняв, кивнул Гоше на портвейн:

— Пей у меня!

— Убедил! — согласился Гоша. И тут же, обращаясь к Геннадию, заговорил: — Есть у меня идея: нарисовать на одном холсте Серёгу, на другом — Вольдемара. — Он кивнул на благостно-счастливого Вовку Чекушку. — И отправить холсты к знатокам на передачу с вопросами. Поняли, про что речь веду? Есть такая передача, где телезрители вопросы задают знатокам, — «Что? Где? Когда?».

— Поняли, — отозвался Геннадий.

— Ну-ну, — заинтригованно заулыбался Вовка.

— Про Серёгу спрошу: какое изображение перед вами? Они посмотрят — мужик нарисован. Портрет. Изображён мужик! А правильный ответ — Апатия! Ха-ха-ха! А про него, — указал на Вовку художник, — какой жанр картины? Тоже мужик нарисован. Опять скажут: портрет. А правильный ответ — натюрморт!

— Какой натюрморт? Ты, рисовальщик! — взвился возмущенный Вовка.

Гоша со смехом толкнул его животом:

— Ха-ха-ха! Потому что ты Чекушка!

Все засмеялись, в том числе сам Вовка.

— Что за смех?! — раздался весёлый твёрдый голос.

Все обернулись и просияли:

— О, Сёма пришёл!

— Американец!

— Проходи!

— Водку принёс?

Сёма прошёл к столу и выставил из большой спортивной сумки литровую бутыль дорогущей водки. Все посмотрели на неё как на эдакое озарённое сиянием высшее достижение человечества.

— Принёс! Во какая!.. Здорово, мужики!

Сёма был истинный красавец — высокий, черноволосый, мускулистый сорокалетний атлет с лицом голливудского героя. Прозвище имел Американец, потому что в бурные девяностые умудрился оказаться в Штатах и там по стандартному контракту работал на строительстве небоскрёба по своей специальности — сварщиком. Эпопея в Америке ничего, кроме насмешек и двусмысленных вопросов о сексуальных контактах с афроамериканцами, юноше не принесла. Ему до сих пор приходилось, по прошествии стольких лет, давать подробный отчёт жаждущим правды россиянам.