Книга Око Озириса - Ричард Остин Фримен

Если египтолог жив, значит, он: а) добровольно скрылся; b) внезапно потерял рассудок и где-то скитается; с) попал в тюрьму по ложному обвинению или по другим причинам. Добровольное исчезновение крайне неправдоподобно.

– Джеллико с этим не согласен, – вставил я. – Он говорит, что люди иногда исчезают, а потом внезапно возвращаются.

– Тогда почему он ходатайствует о признании факта смерти?

– Я спрашивал его. Он ответил, что в таком поступке нет ничего некорректного, ибо вся ответственность лежит на суде.

– Ерунда, – нахмурился Торндайк. – Джеллико состоит поверенным Джона Беллингэма, и если он считает, что его клиент жив, то обязан обеспечить неприкосновенность его имущества. На самом же деле Джеллико, как и я, убежден, что коллекционера нет в живых, но по каким-то причинам поверенный лицемерит.

– Но ведь случается, – настаивал я, – что люди отсутствуют годами, а затем появляются.

– Это или бродяги, которые скрываются от ответственности, или неудачники, попавшие в беду. Какой-нибудь чиновник, стряпчий, лавочник всю жизнь проводят на одном месте за нестерпимо однообразным занятием и вдобавок страдают от сварливой жены. Долгие годы они терпят, но однажды такой ад становится невыносимым, бедняги сбегают в неизвестном направлении, и лично я их не осуждаю. Но Беллингэм? Богатый холостяк, привыкший распоряжаться своей жизнью: путешествовать, куда захочется, делать, что вздумается, – зачем ему исчезать? Это невероятно.

Следующий пункт: он внезапно лишился рассудка и потерялся. Вздор! При нем имелись визитные карточки и письма, его белье помечено вензелями, да и полиция повсюду наводила справки о богатом сквайре. Гипотезу о тюрьме отметаем сразу: и до и после вынесения приговора заключенному разрешается сообщить о себе родным и близким. Насчет внезапной смерти Джона Беллингэма я сильно сомневаюсь, да и кто стал бы хоронить его без опознания? Вызвали бы полицию. Допустим, его ограбили, избили до неузнаваемости и бросили умирать – согласитесь, шаткое предположение, кто-нибудь все равно заметил бы. Третья версия – убийство неизвестным разбойником – имеет право на существование, но полиция искала пропавшего, в газетах не раз печатали его подробнейшие приметы. Неужели преступник так ловко спрятал тело? А за что он убил Беллингэма? С целью грабежа? Маловероятно, что какой-то воришка способен с таким криминальным мастерством замести свои следы.

Четвертая версия: Беллингэма убил Хёрст. Какие же у него мотивы? Джеллико уверяет, что только он один знал содержание завещания. Следовательно, Хёрст, вроде бы, не догадывался, что ему выгодна смерть кузена. Тем не менее я не отбрасываю эту ниточку. Во-первых, Джеллико мог солгать. Во-вторых, Джона Беллингэма в последний раз видели живым в квартире Хёрста. Он вошел туда, но вышел ли – свидетелей нет. Не забывайте: мои рассуждения базируются в основном на газетных публикациях. И вдруг оказывается, что именно Хёрста смерть его родственника делает богачом.

– Вы не учитываете, – возразил я, – что, как только египтолога хватились, Хёрст вместе с прислугой обыскал весь дом.

– Что же они искали?

– Мистера Беллингэма, разумеется.

– Верно. Они просто заглянули во все комнаты, ибо полагали, что гость жив и где-то уединился. Они ведь не шарили под диванами, не отодвигали мебель, а ограничились беглым осмотром помещений. Однако они не нашли Беллингэма. Что, если к тому времени его уже кто-то убил, а труп засунул, к примеру, в шкаф?

– Предположение жуткое, но правильное, – вмешался Джервис. – Нет доказательств того, что египтолог не находился в квартире Хёрста мертвым, когда его искали.

– Допустим, – сказал я, – но ведь надо было как-то отделаться от тела, оставаясь незамеченным?

– Ага, – кивнул Торндайк, – вот мы и подошли к самому главному. Что всегда было, есть и будет камнем преткновения для убийц? Избавиться от тела жертвы. Скрыть человеческое тело, – продолжал он, задумчиво глядя на свою трубку точно так же, как во времена моего студенчества на кусочек мела, – крайне трудно. Оно большое, тяжелое и неудобное для перемещения; его нельзя сжечь без остатка; разлагаясь, оно выделяет зловонные газы и в то же время содержит прочные ткани, по которым легко опознать убитого. Труп не уберечь от разложения, но и не уничтожить без следа.

– По-вашему, мир еще увидит Джона Беллингэма?

– Я почти уверен в этом, – ответил Торндайк. – Единственный вопрос: когда? Завтра или лет через сто, когда все, что связано с нашим делом, будет позабыто?

– Давайте разберемся теоретически, как Хёрст избавился от тела, если он действительно убил своего гостя и на время спрятал труп в доме, – предложил я друзьям.

– Он мог или зарыть тело в усадьбе, или расчленить его и закопать в разных местах, – пояснил Торндайк. – Но почему преступник, если он неглуп, выбрал участок вблизи овощных грядок, где регулярно снуют люди? Вот что непонятно.

– Да, это ошибка. Кстати, я заметил, что вы, беседуя с мистером Годфри о найденных костях, не заострили внимания на отсутствующем безымянном пальце левой руки. Почему? Ведь деталь весьма важная? – спросил я Торндайка.

– Для установления личности? Нет, при данных обстоятельствах едва ли. Если бы пропал господин, у которого недоставало четвертого пальца, тогда да. Однако я не читал и не слышал про такого человека. Если бы палец ампутировали при жизни, факт имел бы значение. Но такими данными мы не располагаем. Палец могли отрезать после смерти. В том-то и загвоздка.

– Вы о чем, профессор? – насторожился Джервис.

– О том, что при отсутствии сведений о живом человеке с ампутированным безымянным пальцем возрастает вероятность того, что палец отрезали трупу. Палец ведь не сам отпал? Тогда кто его отделил, куда унес и с какой целью? Ваше мнение?

– Трудные вопросы, – покачал головой Джервис, – но если палец имеет какой-нибудь дефект, например вывихнутый сустав, по нему можно опознать личность жертвы.

– Получается замкнутый круг. Повторяю: нет никаких данных о человеке с вывихнутым или изуродованным пальцем.

Джервис наморщил лоб и беспомощно взглянул на меня:

– Разрази меня гром, если я что-то понимаю в этой путанице, а ты, дружище Барклей?

– Я тоже.

– Вы забываете, какого именно пальца не хватает, – подчеркнул Торндайк. – Четвертого на левой руке.

– О, до меня дошло! – вскричал Джервис. – На этом пальце обычно носят кольцо. Вы полагаете, палец отрезали из-за кольца, которое нельзя было снять? Наверное, оно туго сидело?

– Да, не первый случай такого рода. Не только у мертвецов, но и у живых отсекали пальцы из-за колец, слишком узких, чтобы их стащить. То, что это левая рука, лишь подтверждает мою гипотезу. Узкие кольца носят на левой руке те люди, чьи пальцы тоньше, чем на правой, – врожденная особенность, причем нередкая. Что с вами, Барклей? На вас лица нет.

Внезапная догадка озарила меня: