Книга Экстаз - Рю Мураками

Я все так же ощущал себя вещью. Кейко Ката-ока проникала в меня под видом какого-нибудь «я» или «ты» и сеяла хаос. Я был напутан до смерти и не мог даже поднять головы. Слова не проходили сквозь меня, но как будто заваливали, затапливали.

— Причина, по которой мы выбрали именно Норико, довольно банальна, в общем-то, это можно обнаружить в подавляющем большинстве ви-деосадомазо, — словом, вполне классическая история, не правда ли? Вы согласны, господин иясита?

«Господин Миясита». Мне было как-то странно слышать, что меня называют по имени. Я уже успел забыть, что Миясита являлось именем собственным, моим; произошло это только что, когда Кейко Катаока заговорила о снижении профессионализма девушек из клубов садомазо, делая вид, что не заметила, как я только что мастурбировал в туалете отеля. Именно в тот момент я решил отказаться от собственного «Я» и уперся взглядом в ножки кресла, а этот предмет чуть не поглотил меня. В настоящее время ножки кресла вонзались в меня, это было какое-то неотвязное и неприятное ощущение. Я еще подумал, что это должно быть похоже на ощущение женщины, когда в нее проникает член мужчины, которого она не хочет. Ножки кресла всасывали меня, тогда как они, напротив, должны были бы проникать в меня, и мне казалось, что кожа моя вывернута наизнанку, как перчатка, а внутренности вывалены наружу. На всеобщее обозрение. Я ощущал опасность, но не находил в себе сил противостоять ей. У меня больше не было моего «Я», и это напомнило мне тот день, когда я чуть не утонул. Я тогда еще учился в начальной школе. Я плавал в большом водоеме и внезапно почувствовал, как у меня свело ноги. Никто даже не заметил, что происходит, а я правда чуть не утонул. Никто ничего не видел, а я пошел ко дну. Я отчаянно забился под водой, и именно это привлекло внимание тренера, который нырнул и вытащил меня. Это происшествие отпечаталось в моей детской памяти. Перспектива умереть, захлебнувшись, заставила меня найти в себе силы забиться под водой. Страх смерти, бессилие и вода, которой я уже наглотался, успели лишить меня последних сил, и я помню, что уже готов был отказаться от борьбы. Но в последний момент был спасен. Ощущение, что меня будто заглатывают ножки кресла, походило на страх, который я испытал в детстве, на то чувство нежелания бороться, которому я чуть не поддался. В настоящий момент я уже готов был разжать зубы, но страх заставил меня поднять голову, однако, даже если на этот раз мне не грозило захлебнуться, я все равно готов был отступить. «Ты не должен покоряться ножкам кресла», — беспрестанно твердил мне внутренний голос. Теперь я думал уже не головой, но какой-то низшей, более простой частью тела, скажем, мышцами ягодиц. Мне оставалось несколько секунд, несколько мгновений, чтобы превратиться в ножки кресла. Кейко Катаока превратилась в какую-то необыкновенно объективную сущность и говорила теперь не от первого лица. Она повторяла «я», но мне слышалось «она», как будто что-то переводило мне ее слова, поскольку у меня уже не было собственной личности. Например, она говорила: «Я не могла принять его предложение», а я слышал: «Неизвестно почему, но она не могла принять его предложение». И сейчас еще, стоило мне захотеть, и я сразу мог услышать, как она говорит от третьего лица. Так было проще, даже если это было сродни тому, чтобы уйти под воду м захлебнуться. В каком-то смысле это было как клеймение еретика каленым железом, как попадание в зависимость от химического вещества, как самоубийство. Вот почему я все еще пытался отбиваться, неистово стуча руками и ногами, как в том бассейне, пытался вернуться в себя, и то же время даже не предполагая, как долго сможет поддерживать меня это нечто вроде остатков мышечной воли. Я чувствовал, что все мое тело, за исключением какой-то мизерной части его, уже приняло эту мысль о растворении личности.

— Наивная и чистая девушка попадает в руки мужчины и женщины, которые обладают определенной властью, не правда ли, классическая завязка? Именно это вы чаще всего и встречаете в эротических фильмах и романах. Я была очень независимым ребенком, мне всегда позволяли делать все что захочется, так что у меня была возможность перечитать немало подобной литературы.

Эротические романы. Я почувствовал, как где-то глубоко во мне угасли остатки воли, когда два этих слова соскользнули с губ Кейко Катаоки. Я беззвучно произнес: «Ножки кресла снова начали всасывать Мияситу». Мне казалось, я понял, что должен был испытывать наркоман во время ломки, и повторил, все так же не произнося ни звука: «Миясита понимает, что должен чувствовать наркоман во время ломки». Не знаю, сколько раз это повторялось, но я понял, что мое «Я» было в нокауте. Это было немного странно. Я потерял свое «Я», но сохранил все чувства, и это состояние, несомненно, должно было походить на то, что обычно называют жизнью после смерти. Как бы там ни было, но того, что Кейко Катаока произнесла эти два слова — «эротические романы», — хватило, чтобы превратить Мияситу в ножки кресла. Она стала размышлять над структурой фантазмов, используемых в большинстве эротических фильмов и книг.

— Обычно они являли вам мужчин в зрелом возрасте или молодую пару, желавших увеличить собственное возбуждение, введя в свои любовные игры кого-то третьего. В главной роли часто выступали гомосексуалы или лесбиянки, несомненно, для того, чтобы как можно ощутимее передать эту беспрестанную, напряженную погоню за удовольствием. Подобный мотив можно было обнаружить в большинстве порнографических фильмов, в том числе и в этих ужасных копиях кассет датских порнушек: одна пара молодых богатых любовников, отказавшись от этого мира, решает уединиться в каком-нибудь замке и снимает себе смазливую нимфетку или юного красавчика. Или еще, и даже чаще, какие-нибудь смутьяны или люди вне закона, или, скажем, глава подрывной организации покупают мужчин или женщин, чтобы располагать ими в сексуальном плане, как им заблагорассудится.

Она верно говорила, все так и было. Этот тип персонажей существовал на самом деле, и она не раз сама это испробовала. Ее часто снимали подобные люди. Десятки раз ей случалось в компании других девушек, которых она знала по клубам, приезжать на вызов к садистам или мазохистам и участвовать в тайных оргиях с политиками или бизнесменами. Обычно оргии начинались после более или менее официального банкета или приема, происходило это в маленьких комнатах, где они устраивали небольшой бедлам на три-четыре персоны. Случалось, что ее вызывали женатые пары или группы друзей. Чем же все это отличалось от того, чему решили предаться Кейко Катаока с бомжом? В то время они не задавались подобным вопросом. Они никогда не интересовались другими сексуальными «авантюристами», даже когда поняли, что достигли предела возможного физического удовольствия. Она продолжала говорить от первого лица. «Я», — говорила Кейко, обращаясь к Миясите, превратившемуся в ножки кресла, на котором она сидела.

— Мы не строили никаких иллюзий, и, несомненно, именно это отличало нас от тех людей, которые любят развлекаться втроем или вчетвером. Другими словами, мы не были закоренелыми адептами подобных оргий, даже если ему не раз случалось вызывать пару-тройку, даже четырех девушек, когда он открыл для себя прелести игр садомазо, я хочу сказать, что это было моим товаром, и я употребляю слово «иллюзии» именно в этом смысле. Миру известны лишь крайние удовольствия и люди, желающие их получить. Это тоже увлекало меня, и мне следовало, наверное, удовлетвориться тем, чтобы притворяться, будто я и в самом деле их получаю. Сейчас я могу это признать. Посмотрите, скажем, что выдает вам пресса в разделе «частная жизнь»: история мужа, который залез в постель к подруге или сестре своей жены — уж не знаю там, к кому, — приехавшей к ним погостить, жена застает их в самый пикантный момент, и все трое столь возбуждены подобной ситуацией, что тут же затевают игру втроем. Не думаю, что вам необходимо представлять данную проблему в развернутом виде. Не так ли, господин Миясита? Вы, кажется, эксперт по сбору и анализу информации, и того, что я вам сказала, должно быть достаточно, поэтому совершенно бесполезно развивать эту тему, даже если неотступное желание рассказать все это кому-нибудь преследует меня так давно, что, как говорится, в яйцах засело. Я не утверждаю, что то. чем мы вместе занимались, я и этот человек, сильно отличается от того, что делают люди, извращенные своими желаниями, нет, мы не были ни чище, ни порочнее, и в большинстве случаев это сводилось к обычному групповому актy втроем. Лучше я расскажу вам, что конкретно мы делали. Норико работала в салоне итальянской одежды, расположенном в квартале Минами Аояма. Она была продавщицей в женском отделе огромного магазина, «Сейбу» или «Такасимайя», я точно не помню. Норико была хорошенькая и сметливая, так что ей поручили заведование складами.