Книга Исповедь русского гангстера. Хроники времен организованного бандитизма. Книга вторая - Михаил Орский

Регулярно случались ситуации, когда коммерсы отказывались платить. Чаще всего «включали джигитов» азеры. Пока у Гриши не было людей, он решал эту проблему с помощью мелкой провокации — опрокидывал прилавок недуриком вопил что-то типа: «Люди русские! Смотрите все! Любителя бьют!!!» После чего бесстрашно бросался в атаку на торговцев. Не было случая, что бы его не поддержали местные колдыри или ксенофобски настроенные прохожие. Со временем Уральский перестал драться сам, но всегда с удовольствием смотрел, как себя проявляет молодежь. Все его бойцы прошли суровую проверку улицей, что выгодно отличало их от беспонтовых толстяков в некоторых внешне грозных коллективах. В «Неве» каторжанин хранил велосипед. Перед очередным погромом Гриша приезжал на нем к площади у метро и занимал удобный для наблюдения пункт. Авторитет отмечал для себя, кто из парней действует в первых рядах, а кто держится сзади. Подшефные коммерсанты льстиво шутили: «Народная примета — Уральский на велосипеде проехал, значит, «черных» бить будут».

У Гриши был очень молодой коллектив. В основном окрестная шпана 17–20 лет. Одним из первых в бригаду пришел Олег Волохов по кличке Шпрот. Длинный, разболтанный тип с прической «платформа» и с румяным лицом шалуна из Ералаша. В меру дерзкий и мастеровитый по части мелких кражонок. Где палатку обнесет[108], где колеса у машины открутит.

Жил Олег в районе именуемом «Болото». За ним потянулась бедовая молодежь, либо склонная к криминалу, либо просто его друзья и знакомые — шестнадцатилетний Персик, будущий финансовый гений, а тогда угловатый белобрысый молчун. Демобилизованный из армии по причине рождения второго ребенка Иван Родня с нелепым дембельским чубом. Гога, Лом, Макс Буханов, Щебетуха, Рыжий, Никита с братом Яриком, Кокаколя, Дима Амбал, Данила, Туман, Юра Сын, Верзила, Сэм, Глыба, Миша Армян. Одним словом все хулиганье Болота и его окрестностей.

Шпрот считался их неформальным лидером. Но с этой ролью он не справился. Деньги, известность, вседозволенность вскружили молодому бандиту голову. Вскоре он пьяным вдребезги расхреначил первую бригадную машину — красную «семерку», купленную на «профсоюзные» деньги.

Поберегись!!! В НЕВЕ братва гуляет!!!!

Начало девяностых. Верзила, Паша Плафон, Шпрот, Слон.

Однако Григорию был по сердцу этот беспутный шалопай. Олег стал одним из самых близких к нему молодых гангстеров. Однажды по своему обыкновению Шпрот и Верзила нахулиганили и серьезно «вперлись»[109]. Будучи неисправимыми «бакланами»[110], они крепко поколотили какого-то «колдыря»[111] возле универсама. Алкаш «мусорнулся»[112], парней «закрыли»[113]. Каторжанин искренне привязался к Олегу и попытался выправить ситуацию. Давать взятки ментам Уральский не умел и не любил. Поэтому он решил «отработать» свидетеля. Авторитет узнал адрес «терпилы»[114] и трижды посылал туда своих ребят. Но они всякий раз возвращались не солно нахлебашись. Гангстерам не открывали дверь. Тогда рецидивист взялся за дело сам. Ему сразу повезло. В тот момент, когда Григорий подъехал к подъезду, в искомую квартиру заходила маргинально вида крашенная блондинка. Главшпан вломился в хату у нее на плечах. Перед его взором предстала теплая гоп-компания городских люмпенов, распивавших водку. На столе дымилась сковорода с картошкой и мясом. Среди «бухариков» выделялся тип с исколотыми плечами.

— Так ты еще и «хозяйский»!!! — зарычал Гриша: а ты знаешь, что твой «кентила[115] «заявы» на моих парней в «контору» пишет?

Уральский схватил горячую сковороду и принялся избивать ей «бухариков». Больше всех досталось «терпиле» и «хозяйскому»[116].

— Если ребята не выйдут, тебе здесь не жить, пес — пригрозил каторжанин.

— Я все сделаю, все скажу… Но если их осудят — что со мной будет? — утирал кровь и сопли маргинал.

— Тогда сам, падло, на скамью подсудимых полезай и кричи, что ты здесь сидеть должен, а не пацаны.

На этом экзекуция и воспитательная беседа закончились.

— Учитесь работать — раздраженно бросил рецидивист парням, ждавшим его в дверях квартиры и у подъезда.

Через пару месяцев состоялся суд. Шпрота и Верзилу привезли с Бутырки. В зале собралось много народу. Родители Олега, пара десятков парней во главе с Григорием и «терпила» с подругой-собутыльницей. Не успела судья открыть заседание, началась комедия. Запуганный авторитетом потерпевший, не дожидаясь допроса, как ошпаренный сорвался с места и полез на скамью подсудимых. Спутница алкашка тянула его назад за фалду потертого пиджака.

— Товарищ судья — вопил алкаш — я должен быть на их месте!!!

Родители Олега и судья ничего не понимали. Молодые гангстеры хихикали. Гриша соблюдал величественную невозмутимость.

Нужно ли говорить о том, что процесс закончился ничем, и ребят отпустили на волю прямо из зала суда. На словах Верзила и Шпрот выражали Уральскому глубокую благодарность и клялись в вечной любви. Гриша надеялся, что после тюрьмы его любимый воспитанник возьмется за ум и станет его надежной опорой.

Все его старания и хлопоты каторжанина разбивались о пагубные пристрастия подопечного и его хроническое раздолбайство. На спорт Шпрота подсадить не удалось. Через два-три года он по-прежнему оставался расхристанным дохляком. Брал дерзостью, наглостью. Там где пролезало. Частенько нарывался. На «Речном» барыги банчили водкой. Самую крупную точку охраняла банда Злодеев, называвшаяся так по погонялу своего старшего — кряжистого сорокалетнего мужчины, адепта старой школы кекусинкай каратэ. Это были крепкие мужики в самом соку, одетые в черные майки и подпоясанные вместо ремней цепями. Заезжих блатарей Злодеи безжалостно били. Машину одних, особо настойчивых, подняли на руках и закинули в контейнер для мусора. Шпрот сдуру решил на них «наехать». Ему дали в морду. Неуемный бузотер побежал домой за обрезом. Злодеи второй раз его побили, обрез отобрали. Хорошо, что в помойку не закинули. То есть запаса прочности у Олега, конечно, не было. «Молодец среди овец, на молодца и сам овца».