Книга Степан Бердыш - Владимир Плотников

— Ну, коли так, бывайте здравы, — попрощался Степан: «И будьте-забудьте».

— Долгая лета, долгая лета, — отвечал старик, подавая знак ждущим. Казаки порысили к станичному дедушке.

Дабы не острить внимания на своей особе, Бердыш тронул поводья и пошёл-пошёл, слабенько добавляя скорости… Значит, Акбердия обидели станичники. То недобро: так трудно с ним замирились. Ну, даст бог, скорее дурной вести проклятый улус миную, рассуждал он, кроя версту за верстой. К счастью, встреч с ногаями бог не дал. С наступлением зимы кочевники старались убраться на юга…

В Астрахани

Весь студеньский оконечник 1585 года лютая стужа мурыжила астраханцев. Потом нежданная оттепель, и вот уже солнце сияет, искриво дразнясь в подгноинах луж.

Без малого две недели жил Степан Бердыш в тереме князя Фёдора Лобанова-Ростовского, астраханского воеводы. На днях ждали приезда самого Уруса, нынешнего ногайского правителя. В канун переговоров следовало утвердить линию русского посла Ивана Хлопова. Оно-то долго и не удавалось, ввиду хвори посла. Две недели в кашле и лихорадке. Простыл в начале зимы, после охоты.

Бездействие угнетало Степана. Дни просиживал, томясь, в выделенной князем светлице. Или бесцельно бродил по городу.

В зяблое время население прирастало к печкам. Одиночные вылазки на выгул мало способствовали настрою. В раздумьях о возложенном и выполненном он частенько ставил себе в вину осложнения последних месяцев. Клял за неудачную переманку Барабошевых лихоимцев. За кровавую потеху, ими ж учинённую над ногайским посёлком. Но не мог сыскать уязвимого звена, подорвавшего начальные задумки.

А, тщательно всё взвесив, даже понимаешь, что, в сущности, тебе, скорее, повезло. Сколько раз мог сгинуть?! Хоть и во время поездки в стан Кольцова. Однако ведь живёхонек, да ещё привёл к самарской засеке шальное казачье пополнение. Пускай, перейдя на службу, сотня Кольцова и воротилась на Барабошину поляну и даже временами наведывалась в отдалённый угол реки Сок — на Семейкин луг. Главное, сотня состояла на царской службе. И в случае чего поддержит стрельцов.

Когда Бердыш старался унять мысли, воз времени катил куда ленивей. К счастью, Иван Хлопов пошёл на поправку столь же резко, как слёг. Предпоследним днём уходящего студеня в гостиной боярина Лобанова сошлись пятеро: сам князь, его верный держальник Фалалей Колотов, Степан Бердыш, Иван Хлопов и Фёдор Елчанинов, тот самый военный голова, что проделал работу по разметке черты самарского орешка. Рассевшись вкруг стола, сперва потолковали о пустяках, о ценах на меха, отдали должное редкой красоте дочери Елчанинова Надежды. Наконец осторожно подступились к предстоящей встрече с Урусом.

— Худы, скажу вам, дела, други мои! — загоревал Хлопов, отмахиваясь от сенной девушки с кринкою топлёного молока вперемежь с мёдом. — Станичники так нашалили, что опасение гложет, как бы самому мне Урус в отмест зла какого не состряпал. Задаст, чую, стружку!

— Да уж, расстарались, — поддакнул Елчанинов, царапая сребряное зарукавье. — Третьего дня гостил я у купца Деменши Пляскина. Так что за диво зрел! Ну, ежель сразу… Тридесять скакунов статных, пригожих. Слов нет, право. Я его: откель невидаль? Дементий, плут, глаза щурит, хихикает: почаще, грит, на рынок ходи. Там, грит, даже сенных девах из татарвы оттяпал. И впрямь, гляжу: из сеней зырят красотки этаки смачные. Глаза, как луны ущербные. Так вот, грит, казаки ноне такого товара навозят, что очеса трещат от пёстрости: тут те и кони, и ковры, и рясны, и людишки… Вот. А, главное, чуете, более всего того добра у ногаев отбито. У ногаев! Воры, они, как делают?.. До Астрахани товар доставят задёшево, скопом и шустро продадут, а уж тут казачью поживу раскупают бойко. Кто ведь за цену купит, а за две, коль не три, в Бухару иль Коканд сбагрит. И так за всё. А ты, воевода, точно в невести. Тут вон лихо како.

— Оно да, лихо, — удручённо покачал головой князь, мелкокустая макушка смешно особилась над длинной и густой бородой. — И мне давно оно ведомо. Правда, что б уж та-ак! — От чувств избытка голова тряхнулась вниз. — Наши купчины сарацинские харемы заводят! Да! Уж точно, чует сердце, Урус нам такую всенощну споёт, что вой от неё до Москвы и дальше прокатится.

— То-то и оно. Не придумаю, как быть, что отвечать, — развел руками посол.

— Как-как? Известно как: отметать всё, как молвки и злой извет, заглазный и преднамеренный, — проронил Колотов.

— Отметать — чё проще! Только веры словам давно не стало. До дна избыла, что у нас, что у них, — отмахнулся Хлопов.

— Грамота! — вклинился Бердыш и пояснил: — Я говорю, что, если веские бумаги Урусу представить?

— Грамота, оно, да — не слово, а всё и не железо, — раздумчиво кивал Колотов.

— Погодь-погодь, — встрепенулся Хлопов, застукал пальцами по дереву. — Обожди-ка, Стеня, растолкуй: какая, что за грамота?

— Есть-есть такая. Боярин, у тебя она. Помнишь, присяга там казаков Кольцова царю. Ну, которую я вручил тебе по прибытии. Стрешневым заверенная. — Бердыш глядел на князя.

— Хм, я уж ладился услать её через Казань с доверенными в Москву, — заёрзал воевода. — Впрочем, и по весне успеется. Грамота важная. Неча скрывать, важная. Умно придумал. Только б Урус в мелкости не вдарился: раз казаки на службу перешли, так куды б деться силе такой? Ведь Урусовы соглядатаи, чай, зорко следят: кто и зачем в Астрахань заходит. А за эти полгода к нам больше чем полста не входило казаков чужих. Тут зяблики Урусовы нюхать и учнут: куда, мол, пропали кольцовские сотни? Так, глядишь, и до грядущей крепости дознаются.

— А отчего б Урусу не сказать, что казаки равными частями осели в малых дозорах на заметах, что по Волге раскиданы? — пришло на ум Елчанинову.

— То верно и складно. Но те сто, семейкины, — с ними всё понятно. Главное, чтоб о городке до времени не прознали. Коль сруб увидят, не беда. С заставами ногаи давно свыклись. Зло в ином: дела Матюши и Барабоши. Ведь чёртовы тати поразорили все улусы северные. Гонят ногаев с исконных обиталищ. А полон и корысти к нам на продажу везут… — воевода оснастил концовку гулким ругательством.

— Вот и я! — вздохнул посол, оприходуя кринку сметаны. — Крутой разговор пойдёт про воров.

— Мало б только грабили, они ж опорное гнездище срубили: Кош-Яик. Оттуда ногаев в наглую полощут. Кто такое потерпит? Да ещё со стороны татей неверных, ну это на их, татарский, взгляд? — поёжился воевода, литые плечи едва не располосовали кафтан. Унял зябь медовухой.

— Тут долго гадать, чай, неча, — Степан просунул под запояску ложку. — Ясно: все заковырки Уруса предвидеть — дело гиблое. А посол наш — человек умом резвый. Я чай, по ходу сам выдумает, когда и что сказать. А коль мы друг друга стращать будем, ему ж хуже — на разговор с князем наладиться. К месту и не к месту, везде подвохи да увёртки станут блазниться, — с этими словами Степан поднял кружку с мушкателью.