Книга Простыми словами. Интервью - Ирина Коростышевская

Шляпа — это свобода?

В маленькой степени. Мне просто нравятся шляпы, мне в них комфортно. В Челябинске их носят редко, а в Европе, Канаде и Америке очень многие мужчины ходят в шляпах.

Сколько вам лет по ощущениям? По опыту, по поступкам, по достижениям?

Честно говоря, иногда чувствую, будто мне лет десять или двенадцать. Потому что взирать на некоторую определенную действительность без юмора очень сложно. Например, говорить с человеком, который тебя не понимает. Если не относиться к этому с юмором, то это начинает раздражать или расстраивать.

А вы умеете перемещаться во времени?

Нет.

Ну хорошо, а в двадцать лет вы видели себя сорокалетним?

Это вы сейчас для «особо одаренных» сформулировали вопрос по-другому? Понятно. (Смеется.) Конгениально, как сказал бы великий комбинатор Остап Бендер. Раз вы, Дмитрий Владимирович, не смогли сразу посчитать, сколько стоит миллион алых роз, то вам трудно представить себя в будущем, и поэтому задам вам вопрос по-другому? А вы умеете?

Один раз нечаянно получилось, в Израиле.

Понятно. Там самый короткий путь к Богу.

Вас обижает, когда вас не понимают люди?

Нет, не обижает. Просто стараюсь минимизировать встречи с такими людьми, поскольку это бессмысленно. Я же понимаю, почему они меня не понимают.

Почему?

Ну если мы говорим на разных языках, будто на французском и китайском, то как они могут меня понять? Может быть, моя идея, которую я хочу претворить в жизнь, абсолютно чужда этому человеку. И это его право.

Вы разрешаете?

Конечно. Мое дело — изложить суть вопроса и внедрить ту или иную мысль. Но в большинстве случаев люди все-таки меня понимают. Не бывает такого, чтобы я сказал: «Выключайте свет днем», а они бы ответили: «Нет, мы свет выключать не будем».

Сколько времени вам необходимо, чтобы самому понять другого человека?

Смотря кого. Есть более сложные натуры, есть простые. Люди как вопросы — есть легкие: сколько будет два плюс два, и есть дроби, на которые требуется больше времени. Я не занимаюсь психоанализом, потому что на этом хлеб не зарабатываю, но думаю, что каждый человек, который занимается бизнесом или политикой, имеет навыки понять другого человека. Не скажу, что я вообще в людях не разбираюсь, но и сказать, что всех понимаю, тоже не могу. Все меняется — время, люди.

Каким бизнесом вы бы не стали заниматься никогда?

Тем, который делается на слабостях человека. Такой бизнес для меня неприемлем и противен, я брезгую им заниматься. Для меня деньги, которые я зарабатываю, пахнут. Знаете, может быть, пафосно прозвучит, но я предпочитаю быть обманутым, нежели обмануть самому.

Вы используете термин «хороший человек»?

Нет.

То есть вы не говорите своим детям: «Главное, чтобы вы выросли хорошими людьми?»

Ну почему, говорю. Не важно, на какие оценки ты будешь учиться, главное, чтобы вырос хорошим человеком. Просто, отвечая на ваш вопрос, я подумал не о детях, а о бизнесе. А в бизнесе хороший человек — не профессия. И даже детям я говорю в более расширенном понятии этого слова: «Вы должны быть умными, сильными, добрыми».

А вы хороший человек?

Для кого-то хороший, для кого-то плохой. Я же не могу знать за всех. (Улыбается.)

Кто вам судья?

Только Бог.9

Сергей Давыдов. Первый после первого

Интервью на личные темы глава администрации нашего города Сергей Давыдов не дает никогда. В его жизни было многое: взлеты, падения и снова взлеты. Он лучше других знает о том, что жизнь полосатая. Но он по-прежнему любит ее так, как ее умеют любить только счастливые люди — в каждое мгновение, в каждом вздохе и в любую погоду.

Вы очень нравитесь моей маме. Каждый раз, когда она видит вас по телевизору, она говорит о том, как удивительно доходчиво вы сообщаете о достигнутом и как спокойно вы разговариваете с людьми.

Спасибо.

Если бы я попросила вас сравнить свою жизнь, с чем бы вы ее сравнили?

С чем из чего?

Море, игра, шахматная партия, театр.

Думаю, не подобрать однозначного определения жизни. Каждый день может быть сравним с разным. Один день — театр, другой — шахматы, третий — море.

Вы умеете играть в шахматы?

В прямом смысле? Умею. Я учился в школе с шахматным уклоном — в 70-й, на ЧМЗ. Директором школы в то время был Виктор Петрович Макаров, увлеченный шахматами человек, и у нас даже проводились уроки шахмат в начальных классах.

Когда в последний раз вы играли в шахматы?

Лет пять назад.

Вы выигрываете, когда играете?

По-разному. Всякое бывает. Как и в жизни.

Когда проигрываете, злитесь?

Маленький был — злился, сейчас уже нет.

Сейчас, наверно, уже проигрывать перестали?

Почему это?

Наверно, потому что поддаются соперники.

У меня соперники такие, которые не поддаются.

Верите в мужскую дружбу?

Верю.

Мы с вами часто встречаемся в магазине и всегда около кефира. Почему вы ходите без охраны?

Ну что, я за кефиром с охраной должен ходить? Зачем мне охрана?

Скажите мне, что может вас ранить?

Предательство.

Но это очень объемное понятие. Оно может ранить любого человека.

Ну а как? Вы задаете общечеловеческие вопросы, я даю вам такие же ответы. Разные бывают ситуации, многое я могу понять, но предательство меня ранит однозначно.

В вашей жизни была ситуация, когда вы были «на коне», а потом оказались «в рубище». Много тогда людей ушло из вашего пространства?

Много.

Но вы им доверяли до этого?

До этого доверял.

А как они объяснили свой уход от вас в сложный период вашей жизни?

Да я, честно говоря, и не старался выяснять.

Правда, что ли?

А зачем? И так все понятно, зачем спрашивать. Понятны мотивы, какими человек руководствовался. Я сделал вывод для себя и все.