Книга Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

3

Под вечер в доме старосты села Карамзиниха Андрея Егорова собрались от окрестных сел капралы, жалованные теми титулами старшиною Леонтием Травкиным от имени государя Петра Федоровича.

Пили пиво. Поп Петр Моисеев пытался было затянуть псалмы, но Илья прервал его, обратился к Травкину:

– Тебе видеть государя довелось, так скажи, каков он? Хоть бы единым глазком глянуть, а там и живота положить не жаль!

Леонтий Травкин медленно поставил полупустую кружку на голый, без скатерти, стол, мазнул пальцами по мокрым усам. Едва заговорил, как скрипнула обитая мешковиной дверь, и вошел, потирая голыми руками толстые, оспой съеденные щеки, поп Петр Степанов, с порога изрек, зябко передернув плечами:

– Студено на дворе. А у вас пивом да грибками пахнет! Налей и мне, атаман Левонтий, – и, потягивая пиво, в три уха вслушивался в казацкие разговоры.

– Так вот, – продолжил Травкин прерванный в самом начале рассказ. – Случилось это еще по первому к нам приезду яицких казаков, в середине октября. Работали мы тогда у церкви, по наказу барина Михайлы Карамзина. И вот грянули те казаки, человек с десять, барина спрашивают. А мы им ответствуем, что-де барин мальца своего Николку усадил в тарантас, слуг да нянек умостил на телегу, сундучок в тую телегу кинул да и был таков!

– Сундучок-то, поди, с ассигнациями, – не выдержал и обронил Ефрем Карпов, молодой приземистый мужик с желтыми щеками, словно только что переболел тяжкой лихорадкой.

– Да какие там у него ассигнации! – отмахнулся староста Андрей Егоров. – Самолично присутствовал при тех сборах. Немного тех ассигнаций накопил наш барин на царской службе. Книжки он в тот сундучок покидал. Те книжки покойная барыня читать любила, да и малец Николка к ним пристрастился…

– Бог с ними, с книжками, – сказал Травкин. – А как увидели те казаки нас в работе да и спрашивают, по чьему велению работаем? А если по велению господина, то б работу ту бросить, и немедля, потому как прибыли они от государя Петра Федоровича. «А естли-де еще нам не верите, что мы присланы от государя, так пошлите своих доброхотцев на Урань – а туда от нашей Карамзинихи верст семьдесят – осведомиться чтоб доподлинно!» Вот и порешили тогда мужики послать меня, да Ефрема Карпова, да Григория Феклистова. Прибыли мы на Урань, а оттуда нас отправили в Берду, пред очи самого государя. Встретил он нас ласково да и спрашивает: зачем, дескать, вы ко мне пришли? Послужить, что ли? На что я ему и ответствовал, что к службе покудова не готовы, а посланы от нашего деревенского мира лицезреть его всероссийского самодержца лик и оповестить о его подлинности протчим мужикам.

– А государь? – допытывался Илья. – Поди, осерчал крепко на ваш отказ службу править?

– Нисколь! – ответил с улыбкой Травкин. И к старосте: – Нацеди еще самую малость, выпьем во здравие нашего от барской неволи избавителя Петра Федоровича! Вот так! Чтоб чрез край лилось впредь счастливое мужицкое житье, когда изгоним всех помещиков, овладеем землями и лугами да будем работать без тяжкой барщины. Выслушал нас государь и говорит: «Коль так, то знайте, робята, што у меня нет никого невольников! – Поворотился к своим енералам и повелел: – Дайте сему казаку мой милостивый указ, штоб крестьянам быть свободным от податей помещичьих и от работ тяжких и подневольных». Через день тот указ мне и даден.

Поп Петр Степанов тут же к Леонтию с просьбицей:

– Слышь-ка, раб божий Левонтий, дай-ка мне тот указ, сниму с него копию.

– К чему тебе та копия? – насторожился Травкин и перестал пить пиво. – Не попам он писан – мужикам. Уразумел?

– Да к тому, что буду оглашать всем, у кого в душе есть какие сомнения, доподлинный ли это государь объявился. А без указу слушать будут маловеры с сомнением, а то и с оскорбительными для государя выкриками и смехотворением.

Травкин нырнул рукой за пазуху, бережно достал скрученный в трубочку указ, глянул – не сильно ли измялся?

– Коль так, сними копию, святой отец. Садись вот тута, с угла под иконостасом, где свет от лампады поярче, и пиши.

Илья опять затеребил Леонтия:

– Ну, а каков он, государь? Обличьем каков? Поди, грозен и величав? Довелось мне зрить портрет государыни Елизаветы Петровны в имении Демидовых, так куда как величава ликом!

Леонтий подумал малость, поскреб подбородок через рыжеватую бороду, потом сгибом сустава вытер постоянно слезящийся трахомный глаз, ответил:

– Поначалу и я мнил увидеть государя телом белого, в шелках да в бархате и со многими орденами… А он обличьем как и протчие казаки при нем. И одет-то по-казацки, и речь казацкая. А все ж не казак! – добавил Травкин уверенно. – Беглая жизня, сказывают, дюже его облик потерла, а взгляд истинно государев и осанка государева! Да и немочно ему по-иному выряжаться. Знамо дело, царицыны енералы непременно зашлют лихого палача, чтоб государя из-за угла подстрелить. Потому-то в большой свите он мало и приметен. А то и два-три двойника, точь-в-точь как и он, рядом на одинаковых конях скачут. Поди разгадай, который из них государь. Умен, ох умен батюшка наш Петр Федорович.

– Умно делает! – одобрил и Илья, потом яростно поскреб затылок. – Ну, старшина, поутру еду я в свою деревню. Надобно нам своего барина повязать и на государев суд непременно препроводить.

– Тогда, господа капралы, – усмехнулся Леонтий Травкин – очень уж непривычно вырвалось у него это «господа», – будет пиво цедить! Мужики разъехались по деревням, а у нас начинается служба государева: провиант собирать да мужиков нищих барским скотом одаривать.

Покинул дом старосты Егорова и поп Петр Степанов, да поспешил не в дом свой, а верхом на приготовленном заранее коне пустился по ночной дороге в сторону Бузулукской крепости к тамошнему коменданту подполковнику Даниле Вульфу с устным доносом и с копией указа, читанного с церковной паперти взбунтовавшимся мужикам ближних к крепости сел и деревень.

4

– Офрунтить усадьбу! – прокричал Илья слышанную от казаков команду. Он первым мчался по пустынной дороге, настегивая коня. В голове билась тревожная мысль: «Проскочить бы счастливо крайние постройки, чтоб, как в тот раз, не подставить казаков и себя под пули!»

Луна воровато кралась между редкими желтоватыми облаками, щедро освещая лес, дорогу со следами санных полозьев, десятка полтора всадников, которые, себя подбадривая, со свистом и гиканьем влетели в деревеньку, рассыпались вокруг усадьбы, мигом окружили ее. Из-за наглухо закрытых ставней не пробивался ни единый отблеск горящей свечи…

– Что за черт? – Илья проворно спрыгнул с коня, подбежал к воротам, ударил в толстые доски рукоятью плети. На стук хриплым брехом отозвались сторожевые собаки, потом что-то несуразное пропищала расхлябанная в петлях дверь сторожки около знакомой Илье конюшни, послышался осипший и перепуганный со сна голос дворника Фрола:

– Кого господь послал в такую темень? Петухи и то спят еще…

– Открывай, Фролка! Не петухи – орлы прилетели! Государь Петр Федорович послал нас по барскую душу! – во всю мочь крикнул в ответ Сидор и с коня постучал древком копья в обналичку ворот. – Узнал, поди, по голосу, а?