Книга Переломленная судьба - Дун Си

— Убийцы, выродки, сукины дети, бесстыдники, скоты, чтоб вас разрубили на тысячу кусков!.. — ругалась Лю Шуанцзюй, в то время как дверные жалюзи с шумом опускались вниз.

Ван Хуай поднял руку и показал на дальний конец улицы Сяохэцзе. Лю Шуанцзюй закинула его на спину и потащила туда. Так они проделали путь сначала от полицейского участка сюда, потом обратно. На их счастье они успели застать полицейского Лу и полицейского Вэя.

— Хуан Куй признался в злодеянии, помогите схватить его, — попросил Ван Хуай.

В ответ на это полицейский Вэй вытащил свой блокнот, раскрыл на нужной странице и сказал:

— Мы допрашивали Хуан Куя, он своей вины не признал, никаких улик против него нет.

— А тот тип со сломанным носом — это разве не улика?

— Его мы тоже допрашивали, он объяснил, что сломал нос раньше, чем избили Ван Чанчи. А поскольку Ван Чанчи видел его со сломанным носом, он дал ложные показания.

— Но зачем ему это? — спросил Ван Хуай.

— По его словам, Ван Чанчи боится, что если не поймают преступников, его лечение некому будет оплатить, — ответил полицейский Вэй.

— Твою мать, какая же это чушь!

— А еще они сказали, что Ван Чанчи страдает манией преследования, — заявил полицейский Лу.

— Чанчи избили по-настоящему? — спросил Ван Хуай.

— Ну да, он до сих пор лежит в больнице, — подтвердил полицейский Вэй.

— У него действительно два ножевых ранения?

— Его раны мы засвидетельствовали, — подтвердил полицейский Лу.

— И что? Разборка с ним действительно была или он все выдумал?

— Действительно была, — в один голос ответили полицейские.

— Клянусь небесами, Чанчи никогда не врал! — сказал Ван Хуай.

— Проблема в том, что мы не можем доказать, что нос тому человеку сломал Ван Чанчи, — ответил полицейский Вэй. — Сейчас у каждой из сторон имеется своя версия, и нам сложно вынести окончательное решение.

— Хуан Куй только что все признал, — не унимался Ван Хуай.

— А кто это слышал? — спросил полицейский Вэй. — У вас есть запись разговора?

— Что еще за шуточки? Неужели у такого, как я, найдутся деньги на диктофон? — возмутился Ван Хуай.

— К тому же, — добавил полицейский Вэй, — если бы даже у вас и была такая запись, Хуан Куй вряд ли бы с ней согласился.

Ван Хуай показал на Лю Шуанцзюй и сказал:

— Она может все подтвердить, она только что все слышала.

— Вы семья, — опроверг его довод полицейский Лу. — И поскольку интересы у вас общие, ваши показания не учитываются.

— Так, значит, это дело закрыто? — спросил Ван Хуай.

— В настоящий момент у нас нет никаких зацепок, — ответил полицейский Вэй.

— Если повезет, то, может быть, по вашему делу что-нибудь всплывет в ходе других расследований, — добавил полицейский Лу.

В голове Ван Хуая будто что-то щелкнуло. Все кончено. Когда надежды потеряны, иные готовы биться об стену, но он не мог себе этого позволить. Его семья ждала от него решения проблемы.

18

Накануне отъезда в город Ван Хуай занял у Второго дядюшки и Чжана Пятого две тысячи юаней на спасение сына. Все эти деньги Лю Шуанцзюй зашила в своем кармане, чтобы без крайней надобности не тратить. Больница каждый день торопила их с оплатой лечения, но Ван Хуай и Лю Шуанцзюй всякий раз отвечали, что денег у них нет и они ждут, когда поймают преступника, который и расплатится. В результате на них обозлились и перестали давать Ван Чанчи лекарства. Тогда Лю Шуанцзюй, переживая за состояние сына, тут же распорола свой карман и, точно кормящая мать, в спешке вынимающая грудь, достала причитающуюся сумму. Но Ван Чанчи на это сказал:

— Едва вы внесете эти две тысячи, как в больнице поймут, что мы платежеспособные, а как только они это поймут, то больше не отстанут, пока все не высосут.

Не понимая, о чем говорит Ван Чанчи, Лю Шуанцзюй повернулась к Ван Хуаю.

— Чанчи лишь хочет, чтобы ты как следует хранила деньги и ничего не платила, — объяснил Ван Хуай.

— Но вытерпит ли Чанчи? — спросила Лю Шуанцзюй.

— Раны уже затянулись, да и боли сейчас не такие сильные, — ответил Ван Чанчи.

Ван Хуай задрал на нем рубашку и осмотрел две его раны.

— Воспаление уже спало, — продолжал успокаивать Ван Чанчи, — все зарубцевалось, так что никакое заражение мне не грозит.

Ван Хуай кончиком пальца легонько провел по ранам. Ван Чанчи тайком стиснул зубы.

— Ты точно сможешь вытерпеть без обезболивающего? — спросил Ван Хуай.

— Но ведь в детстве все мои раны всегда заживали сами? — ответил Ван Чанчи.

— Твой отец не в силах тебе помочь, так что ты должен научиться терпеть.

Ван Чанчи кивнул.

После того как Хуан Куй и его подручные разбили деревянную коляску Ван Хуая о землю, его повсюду таскала на своей спине Лю Шуанцзюй. Ее спина промокала насквозь и практически не просыхала с утра до вечера. Ей казалось, что Ван Хуай с каждым днем становится все тяжелее и неподъемнее, превращаясь в настоящую обузу, поэтому она достала из своего кармана еще три купюры и купила ему металлическую инвалидную коляску. У этой коляски были колеса с резиновыми шинами, сидение из искусственной кожи и тормоз, к тому же, сидя в ней, человек мог самостоятельно крутить колеса руками. Поскольку коляска стоила больших денег, Ван Хуаю теперь казалось, будто он уселся на кактус, который так сильно колол его своими иглами, что он начал даже страдать запорами.

Каждый вечер Лю Шуанцзюй расстилала на полу в палате Ван Чанчи две циновки: на одной из них спал Ван Хуай, а на другой — она вместе с Хэ Сяовэнь. Поначалу им не разрешали ночевать в больнице и выгоняли из палаты. Но идти им, несмотря на огромный земной шар, было совершенно некуда, поэтому в полночь они незаметно возвращались обратно. И поскольку повторялось это неоднократно, в больнице просто закрыли на это глаза. С тех пор как Ван Чанчи перестали давать лекарства, по ночам они часто просыпались от его бреда. Чаще всего Ван Чанчи выкрикивал: «Хуан Куй, я убью тебя!» Услышав от него такое, спать дальше уже никто не мог. Лю Шуанцзюй поднималась и давала Ван Чанчи что-нибудь попить или поесть, обтирала его лицо и тело мокрым полотенцем. Уже несколько дней у него держалась небольшая температура, что беспокоило Лю Шуанцзюй. Она даже хотела тайком внести плату за лечение, но всякий раз, когда она переступала порог, Ван Чанчи обязательно просыпался, словно нутром чувствовал ее поступь. «Если внесешь деньги, перестану называть тебя матерью», — говорил он. Так что у Лю Шуанцзюй не оставалось другого выхода, как облегчать его боль влажными компрессами. В конце концов постоянные компрессы сделали свое дело, и температура отступила. Но даже с нормальной температурой Ван Чанчи продолжал разговаривать во сне, словно эти бредни исполняли роль анальгетика и жаропонижающего. Ван Хуай, не в силах уснуть, переместился в инвалидное кресло и стал прислушиваться к этим разговорам. Чаще всего Ван Чанчи выкрикивал: «Хуан Куй, я убью тебя!», и эта фраза повторялась, словно заевшая пластинка. Иногда его угрозы сопровождались соответствующими движениями. Ван Хуай, которому показалось, что Чанчи проснулся, потряс его, но, убедившись, что тот продолжает спать, забеспокоился и стал изо всех сил его тормошить. Тот открыл глаза и, глядя на сидевшего в коляске Ван Хуая, спросил: