Книга Аргентина. Лонжа - Андрей Валентинов

– Ладно, Пауль, ваших тут полно, они тебе все объяснят. Главный – Михаэль Куске, бывший какой-то там «фюрер». Кличка – Гном. Увидишь самого длинного – он и есть…

– Погоди!

Лонжа встал, поглядел сквозь серую мглу. Этого он и боялся. Всякое царство…

– Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит… Нас станут давить порознь, как клопов. То есть не станут, уже давят. Передай это своим.

– А ты скажи это Гному, – Штимме тоже встал, подался вперед. – Ругаться не буду, но ты из Америки, Пауль, а здесь совсем иные расклады… Отдыхай, у меня еще дела.

Исчез. Растворился в сумраке.

* * *

После окончания училища Королю предложили годичную стажировку в одной из воинских частей. Учитывая отличные результаты, часть подобрали соответствующую – овеянный давней славой гвардейский полк, только что получивший первую партию танков. Машины были немецкими, но об этом предпочитали не вспоминать. Должность командира танкового взвода – совсем неплохое начало для эмигранта.

Король отказался. Вечно нейтральная страна в последний раз воевала в Наполеоновскую эпоху. Немецкие же танки были по сути учебными: слабая ходовая часть, тонкая противопульная броня, пропускавшая даже разрывные, и как насмешка – два не слишком надежных пулемета в башне. Такие он уже изучал в училище, главное же было в том, что ни этим жестянкам, ни славному гвардейскому полку наверняка не придется воевать еще лет двести.

Молодой офицер вернулся в Соединенные Штаты, помирился с отцом, выслушал полагающиеся поздравления – и собрался на войну.

– А подать-ка сюда баталию его королевскому высочеству! – возвестил Шут, листая карманный географический атлас. – Тебе какую, куманёк? Со славой – или чтобы помучиться?

Король хотел огрызнуться, но не успел. Легкий, переливчатый звон – в руках Шута оказался маленький, но звонкий бубенчик.

– Это я для достоверности, куманёк, – пояснил дурачина, – купил в магазине игрушек. Вообще-то он положен тебе, потому что спятил именно ты, а не я. Родителям уже говорил? Можешь не спешить, я тебе сам изображу, что потом будет. В лицах.

Спорить с другом трудно – Шут был не просто говорлив, но и убийственно логичен, да к тому же въедлив. Это же успели оценить не только преподаватели университета, но и весьма серьезные люди, пообещавшие выпускнику очень перспективную работу.

– Итак, для славы вашего королевского высочества в наличии имеют быть таковые театры военных действий. Первый – парагвайско-боливийский, газеты успели прозвать сие Войной Чако. Там, правда, уже все заканчивается… Эфиопия! А-ра-пы! Негус тебе будет, конечно, очень рад, но, боюсь, и туда не успеешь, итальянцы уже возле Аддис-Абебы. Или тебе больше нравится Дуче?

И вновь – звонкий голос бубенчика. Шут был в ударе.

Король насупился, закусил губу, сразу став похожим на фамильные портреты Виттельсбахов. Пальцы сжались в кулак. Шут оказался чýток, бубенчик исчез.

– В Европе будет большая война. С Гитлером, без Гитлера, но все равно будет.

Молодой экономист чуть подумал и кивнул:

– Через три-четыре года.

– Все рациональные аргументы мне известны. Но есть еще один – нерациональный.

– Знаю, – поморщился Шут. – Ты – законный наследник престола, а король должен знать, что такое война.

Полистал атлас, раскрыл на страничке с контуром Пиренейского полуострова.

– Думаю, здесь.

4

Сначала неспешно закурили: Мод – привычную, из пачки с цыганкой, усач, слегка удивив, длинную витую сигариллу. Посмаковали первую, самую сладкую затяжку, поглядели в яркое майское небо, потом друг на друга…

Арман Кампо курить не стал. И в небо не глядел, только под ноги. Мялся.

– Кайся! – наконец предложила Мод, стараясь сдержать голос. Красавчик Арман не дрогнул.

– А не в чем! – с вызовом бросил он. – Дело чести! Отказаться не могу, не имею права. Я предложил им, его секундантам, решить всё после моего возвращения, но он не хочет. Страшный человек, ужасный!.. А, я это уже, кажется, говорил… Он пошлет секундантов вслед за мной, а потом сам приедет. Выберем место где-нибудь в глуши, подальше от полиции…

– Пистолеты или шпаги? – хмыкнул усач. – Я бы, знаете, предложил испанскую наваху, очень приятный инструмент. Но если вы, Арман, на меня рассчитываете, то давайте я им просто начищу рыло. Сначала одному секунданту, потом другому, а затем найдем местечко поглуше и…

Черноволосый бледно улыбнулся:

– Я, Жорж, и сам не такой уж невольник чести. Насчет этого… Как вы его поименовали? Рыла? И без вас бы распорядился.

Пошевелил длинными пальцами, сжал правую в кулак.

– К сожалению, не тот случай. Много не прошу. Пару раз нам придется остановиться, меня будут встречать. Надолго не задержу, на час, не больше. А потом, ближе к финалу, свернем кой-куда, и вы меня подождете. Или не сворачивайте, сам доберусь.

Кулак разжался, рука скользнула в карман пиджака. Сигаретница, серебряная с гравировкой.

– И насчет моей будущей книги, Мод. Время от времени я буду занимать столик в кемпере, чтобы поработать. Начну, пожалуй, прямо сейчас, только сигарету выкурю.

И достал зажигалку.

Мод не хотела, но залюбовалась наглецом. Бонис же негромко, но выразительно кашлянул.

– Арман, если уж на то пошло. Этот страшный и ужасный… Вы стрелять-то умеете?

Красавчик вздернул темные брови.

– Естественно! А чего уметь-то? Нажал – и готово. Вот только попадаю не всегда.

Прозвучало не слишком убедительно, по крайней мере, для Мод. В чем-то красавчик явно лукавил – то ли в том, что нажимать выучился, то ли в чем-то ином.

Бретёр, parbleu!

* * *

Ради Матильды Верлен никто не скрещивал шпаги. Она и не претендовала, слишком глубокой была черта, разрубившая ее жизнь пополам. Но там, в далеком невозвратимом прошлом…

Дело чести!

…Четырнадцать лет, лицеистка, мокрый снег, нестойкая парижская зима. Она возвращается домой, мысли еще в оставленном классе (опять латынь завалила!), портфель в руке, теплая шапочка налезла на самые брови. Парень был из соседнего дома, знакомый, но лишь вприглядку. Много ее старше, кепка и шарф словно у апаша, перегар на три метра вокруг, руки в карманах, окурок прилип к нижней губе. Прежде он ее и не замечал, но в тот ранний зимний вечер наконец-то снизошел. Сначала заступил дорогу, потом, обдав винными парами, начал говорить такое, что у лицеистки оледенели уши, затем взялся двумя пальцами за ворот пальто, потянул к себе…

А потом появился учитель. Матильда его не заметила, лишь когда тяжелая трость врезалась «апашу» в плечо, испуганно ойкнула. Тот оскалился, выдернул из-за пояса нож…