Книга Приливы войны - Стивен Прессфилд

В сельской местности тоже найдутся такие особые места. Цепь бивуаков, называемых «курятниками», простирается от мыса Суний до самого города Пеллы. «Мне нужна дюжина щитов». — «Попробуй в Арго, я видел там в курятнике целую толпу».

Иногда это сухие склоны возле ручьёв. Иногда — довольно просторные городки, затенённые леском. Там есть даже рынки, работающие неполный день, и палатки из грубой ткани. Эти палатки называются «почасовыми»: солдат может там побыть с женщиной час или два, а потом должен освободить палатку для следующей пары. Один такой городой — Тритея, недалеко от Клеон; другой, «У излучины», расположен на реке Пеней, недалеко от Элиды.

Оставленные охотничьи домики — любимые убежища «щитов», которых ночь застала на дороге. Эти пристанища можно отыскать, увидев на склонах пеньки — деревья здесь срублены на дрова. В то время в стране была налажена негосударственная, но очень эффективная почтовая служба. Солдаты носили в своих мешках письма, пакеты, разные вещицы, которые совали им жёны и любовницы, а то и случайный попутчик. Каждого прибывшего в «курятник» сразу окружали, пока он рылся в своём мешке. Если человек слышал имя отсутствующего товарища, то брал письмо для него, и нередко проходило полгода, прежде чем удавалось передать послание по назначению.

Объявления о найме — «рекламные тряпки» — наклеивались на «курятниках» и борделях, иногда на межевых камнях или возле родников. Узнав о работе, весь «курятник» снимался, офицеров выбирали прямо на марше. Звание в наёмнической среде менее официально, чем в государственной армии. Командира называют по числу человек, которых он возглавляет. Он — «восемь» или «шестнадцать». Офицеры — «вымпелы», потому что свои ленты они прикрепляют на остриё своих копий, как флажки. Это делается для сборов и равнения строя. У хорошего офицера никогда не будет недостатка в желающих служить под его началом. Так же и хорошего солдата командир всегда постарается записать к себе. А ты ищешь команду, на которую можешь положиться и которой впоследствии будешь держаться.

Занимаясь своей профессией, ты постоянно видишь одни и те же лица. Они всё время возвращаются к тебе. Я дважды встречал Теламона на паромной переправе из Патр и в «курятнике» на реке Алфей; а потом мы вместе участвовали в первом Трахинском сражении.

Почти никто не пользуется своим личным именем. Обычно это прозвища или солдатские клички. Македоняне, «маки», кареглазые и рыжеволосые, составляют большинство. Я никогда не служил в соединении, где не было бы Большого Рыжего и Малого Рыжего и целой группы разных оттенков от Большого до Малого.

Если человек ещё не пролил крови или у него нет поручителя, ему не платят жалованья. Он должен служить бесплатно, и никто с ним ничем не делится, пока он не докажет, что способен не отступить в бою. После этого на сборном пункте к нему подходит казначей.

— Когда ты в последний раз получал жалованье?

— Ни разу.

Офицер записывает его имя и даёт ему монету или две.

— Начнёшь с завтрашнего дня.

Вот и всё. Ты принят.

Дисциплина у наёмников тоже не такая строгая. В Гераклее, в области Трахиния, когда я служил вместе с Теламоном, случилась первая неприятность. Один солдат дезертировал во время атаки. Приняв униженный вид, он направился к Теламону, на ходу придумывая себе оправдания. Не останавливаясь, наш капитан пронзил его копьём. Удар был таким сильным, что железный наконечник прошёл насквозь и вышел между лопатками. Секунду несчастный дезертир стоял, насаженный на копьё Теламона. Затем тот взялся за древко и, упёршись в шею убитого, снял с копья тело. Не говоря ни слова, он раздел труп, вытащил из мешка содержимое и бросил всё проституткам и мальчишкам маркитанток, оставив лежать голое позорное тело. Я оказался рядом с афинским «щитом», которого мы звали Кроликом. Он повернулся ко мне с окаменевшим лицом:

— Я понял.

Ритм жизни наёмника — как страсть распутника или игрока. Эта страсть движет «щитом», если он воистину «щит», она преследует его. Этот ритм стирает всё, что было прежде, и всё, что наступит потом. Из чего он состоит?

Во-первых, из усталости. Это прежде всего. Пехота никогда не отдыхает. Даже при шторме на море, когда солдату делать нечего, он занимается тем, что блюет, перегнувшись через леер, вываливая весь свой обед в море, и лишь потом падает на койку и мгновенно засыпает.

На втором месте — скука, на третьем — голод. Солдат всё время на ногах. Он постоянно на марше. Только дойдёт до одного пункта назначения — уже пора идти к следующему. И это лишено всякого смысла. Земля выдерживает его поступь с полным безразличием, но сам он всякую минуту готов упасть на эту землю, если не мёртвым, то вконец изнурённым. Солдат никогда не видит ландшафта, он не замечает природы, его взгляд упирается в спину идущего впереди.

В жизни солдата преобладают жидкости. Ему необходима вода, иначе он умрёт. Пот капает с его лба, стекает струйками по телу. Он нуждается в вине — в конце марша и перед сражением. Ещё — рвота и моча. Сперма. И это никогда не кончается. На предпоследнем месте — кровь и, когда уже совсем невмоготу, — слёзы.

Солдат живёт снами и никогда не устаёт рассказывать их. Он скучает по любимой и по дому, но тем не менее с радостью возвращается на службу. Он никогда не рассказывает о том, как живёт вне армии.

Нас учили, что копьё и щит — оружие пехотинца. Вздор! Кирка и лопата — вот орудия его ремесла. Ещё мотыга, рычаг, лом. Да ещё корыто для раствора — у строителя, топор — у лесника, корзина для камней — у работающего на каменоломнях. Сей предмет материальной культуры новобранец хорошо знает, умеет починить его на месте с помощью травы или тростника. Он знает, как взвалить её на себя, чтобы не осталось рубца на лбу от ремня, чтобы ёмкость за плечами не имела комков, выдавливающих плоть, ибо, когда корзина нагружена камнем, она тянет на половину твоего собственного веса и висит у тебя на спине. А ещё надо тащить всё это вверх по лестнице — понимаешь? Туда, где ждут деревянные формы, которые необходимо наполнить содержимым корзины. Потом получится стена, опоясывающая город. На эту стену мы должны будем взобраться, чтобы снести её, а потом возвести снова. Этому нет конца.

Солдат — крестьянин. Он знает, как обращаться с землёй. Он плотник. Он возводит крепостные валы и частоколы. Он рудокоп, он копает канавы и тоннели. Он каменщик, умеет из камня проложить ровную дорогу. Солдат — врач, который делает операции без наркоза. Он священнослужитель, который хоронит без надлежащих гимнов и жертвоприношений. Он философ, который дерзает проникнуть в самые тайны существования. Он бравый филолог, который умеет назвать женскую «киску» на дюжине языков. Он и архитектор, и разрушитель, и пожарник, и поджигатель. Он — животное, которое живёт в грязи, червяк, обладающий только ртом и анусом. Ещё у него есть аппетит.

Солдат видит ужасы и остаётся к ним равнодушным. Он перешагивает через трупы, не обращая на них внимания, и устало шлёпается на окровавленные камни, чтобы проглотить свою кашу. Он вбирает в сознание всякие истории, от которых побелеет и грива Аида, и рассказывает ещё похлеще, и смеётся при этом; а потом вдруг отдаёт последний обол женщине-беженке или уличному мальчишке, которого никогда больше не увидит — разве что проклинающим его со стены или крыши, при метании вниз черепиц и камней с целью раскроить проклятому наёмнику череп.