Книга Мародёры - Александр Ансуз

– Так ты считаешь, что вы колхоз?

– Ну почему, не только. Да, руководство – это в основном чабаны, которые спустились за солью с гор. И дело тут не в национальности, а в уровне образования и культуры. Но это только одна грань нашей работы. Другая – это охрана VIP-персон. Детей, жен, всех выродков этих госчиновников. Я уж молчу про московскую милицию, это вообще беспредельщики. У них своя мораль, свои законы, отличные от общечеловеческих. У них даже есть система такс за документы. К нам, когда родственники пострадавших приезжали из Москвы за копиями постановлений об отказе в ВУД [3] , то они, даже не спрашивая, выкладывали стольники на стол. Объясняли, что такая такса.

– Брали?

– Смеешься? Они по-другому уже жить не могут, мы – нет. Себя нужно уважать. Как мне сказал один бывший сослуживец, который уже да-а-а-вно на гражданке, ему было приятно думать, что про опольских ментов где-нибудь и когда-нибудь скажут, что они не берут.

Сергей слушал молча, очень внимательно, а Саша продолжал, чувствуя, что тому интересно:

– Само слово «дознаватель» древнерусское. Чтобы было понятнее, это следователь, но со своими отличиями. Фактически опер и следак в одном лице.

– Так в чем разница?

– Официально – в подследственности. На самом деле во всем. Когда следствие выделили из МВД, оно не захотело терять контроля над делами. Проценты, «палки» и тому подобное, везде же есть свои лобби. Почему, потвоему, декриминализировали хулиганку и мелкие кражи?

– Это как?

– Раньше было уголовно наказуемым деянием, например, повреждение чужого имущества с грубым нарушением общественного порядка, с не конкретизированным умыслом, в общем. Ну, просто стекла оконные побили, «по шухеру». Это была «бакланка». Или морду набили, без особого вреда здоровью. А по кражам ущерб менее МРОТа. Теперь хулиганка – это все грубое нарушение общественного порядка, только с применением оружия, а вся масса уголовных дел в отношении неустановленных лиц по старым хулиганкам, естественно, была прекращена. Это резко подняло процент раскрываемости. И заметь, все это на федеральном уровне провернули.

– Ну, по хулиганкам понятно, а по кражам – это правильно. Сколько народу за мешок картошки сидит.

– Правильно, согласен. Но за мешок картошки все равно сидят и сажают. Потому что вышли новые изменения в УК и ввели изменения в административный кодекс, в понятие мелкого хищения. Теперь абсолютно не важно, какой ущерб причинен, если кража произведена, например, из кармана или ручной клади потерпевшего, с проникновением в жилище и т. п. И это теперь квалифицируется по второй части УК, по более тяжкой. Сейчас люди за банку варенья сидят. А если «глухарь», то можно отказать.

– Бред.

– Ха, а у нас такие дела по бомжам в судах проходят. Вот тебе и закон. Статистика, она выгодна всем: прокуратуре, судам. Пытался я однажды прекратить такое дело, по части второй статьи 14-й УК РФ, то есть по малозначительности. Есть такое понятие, что если в деянии содержатся все признаки состава преступления, но само деяние в силу своей малозначительности не представляет общественной опасности, то такое деяние преступлением не является. После этой попытки я из прокуратуры вылетел как ошпаренный. Большинство дел, которые ведет милиция, по сути, не содержат состава именно по принципу общественной опасности. Законом этот термин не расписан. Пора уже вводить жесткое понятие общественной опасности и жестко привязывать его либо к МРОТу, либо к степени тяжести вреда здоровью.

– А почему из прокуратуры?

– Потому что никто не может противоречить прокуратуре. Она решает, какой у нас закон, а все остальные чернь и права на собственное мнение не имеют. Практически все органы, в отличие от судов, находятся от них в служебной зависимости, а прокуратура никогда не признает деяние, которое содержит признаки преступления, но не обладает общественной опасностью, непреступным деянием. Потому что им тоже нужны «палки» в виде выигранных дел в суде, а судам – благополучно рассмотренное дело.

– Да уж, лучше этого не знать.

– Угу, но вещи нужно называть своими именами, представь, как изменилось мое мировоззрение после института. Ну так вот. Чтобы не терять контроль над делами, в МВД создали службу дознания. Сперва это были просто опера, а в старом УПК, еще РСФСР, который действовал до лета две тысячи первого или второго года, не помню уже, слова «дознаватель» вообще не было. Представь, как измывалось начальство над дознавателем при расследовании. Все постановления и даже некоторые протоколы тогда утверждались начальником органа дознания, сейчас поменьше, а тот не утвердит документ, который ему не нравится. А у начальника одна забота – это показатели. Мы сейчас проводим расследования по делам небольшой и средней тяжести. Разница, конечно, есть, но тупорылому законодателю и в голову не пришло, что разница эта минимальна. Дело по преступлению небольшой тяжести по своей сложности может быть такое же, как и по тяжкому. Например, 327-я, это подделка документов. Это же дикость, мы за двадцать дней собираем дело чуть ли не на том. Там же куча экспертиз, с которыми нужно всех ознакомить. 222-е, ну, незаконное хранение оружия и боеприпасов, такие же, как и 228-е, наркотики. Один в один. Аналогичная экспертиза, и все. Но мы заканчиваем такие дела за двадцать дней или за тридцать, а следаки за шесть месяцев. Вот и получается, что дознавателем сейчас работать интересней, если ты хочешь живые дела вести, но не престижно, а следствие сидит и «глухари» штампует. Вообще-то, вести «живое» дело – это счастье. Его заслужить нужно, – добавил грустно Асов, а затем снова продолжил: – И вообще, никто не думает о том, что какую-нибудь справку в дело какая-нибудь организация будет делать месяц. Я уже молчу про освидетельствования. Если кому-то набьют морду, то он будет делать освидетельствование за свой счет. Иначе ему откажут в бюро судебной экспертизы, даже по назначению ОВД. А это освидетельствование необходимо для решения вопроса о квалификации, да и без этого акта дело возбуждено не будет. Тем более никогда этот акт не будет готов в течение десяти дней, в срок, за который мы должны провести проверку. Что делать? Вот и приходится «футболить» эти материалы, нет чтобы разочек «накрячить» это бюро. А если «терпело» не сможет пройти освидетельствование, то тогда этот материал будет вечным гнилым «висяком», его ни отказать, ни возбудить.

– Что же делать?

– Самому идти в экспертизу и проходить освидетельствование за свой счет, пока побои не зажили. Либо идти в больницу и лечиться, чтобы хотя по документам можно было его сделать. Потом расходы можно попытаться компенсировать как процессуальные издержки, но если «терпело» «дуб» или просто отморозок ленивый, который думает, что за него все должны делать, то все бесполезно.

– А что за «левые дела»?

– Ну, – неохотно ответил Асов. – Я как первый раз сел за дела, то мне расписали аж девять таких дел, хорошо, что я их прекратил за отсутствием состава. Это дела для показателей, «палки». Они всегда были, есть и будут, и так как я процессуально-зависимое лицо, то вынужден был их вести. Приходится выкручиваться, но я уже свой выбор сделал и плевал на всех, такие дела я «валю», как могу. И мне такие выкрутасы прощают, потому что сейчас мало таких, кто может «вытащить» серьезное скандальное дело, когда адвокаты «упираются». Вот поэтому меня и терпят, я «чистильщик». Это, конечно же, очень неприятно. Почему «блатные» должны сидеть и пальцем в носу ковырять, а я ношусь как угорелый? Надо бросать все это, увольняться.