Книга Русская Япония - Амир Хисамутдинов

Кроме того, Костерев нашел японца-камнетеса, который поставил каменные плиты на могильных холмиках русского кладбища, к тому времени почти сравнявшихся с землей. Вероятно, в дальнейшем отец Николай изменил мнение о нем. Во всяком случае, позднее он писал: «Встреча с Костеревым много значила для меня. Он появился в Хакодате в один год со мной. Но так получилось, что он часто отлучался. Уходил на судах эскадры в плавание… Странное дело, несколько лет рука об руку рядом, а поговорить по душам и приглядеться к нему — не выходило как-то. Может, поэтому я так и не понял, что он за человек? От консульских служак наслышан, что Костеров — храбрец из храбрецов, получил ранение в Синопском морском сражении на «Императрице Марии» в чине мичмана, был флаг-офицером у знаменитого адмирала Нахимова. Кавалер. Награжден орденом Св. Анны 3-й степени с бантом. И печется он о памятниках усопшим матросам не из-за карьеры, а по сердечной воле своей. Это последняя его дань морякам, которые, как и он, защищали Севастополь на бастионах… Сам Костерев командовал батареей на 2-м бастионе. Но Богу было так угодно, что вчерашние матросы-черноморцы стали балтийцами, а нынче — тихоокеанцы… И нашли свой последний приют в Хакодате. Кто же о них позаботится, если не свой брат-моряк?»

На первый взгляд, с открытием Русской дипломатической миссии в Токио роль Хакодате стала уменьшаться. В то же время этот город сохранял большое значение в отношениях между русским Дальним Востоком и Японией. Суда, которые шли на Камчатку или возвращались в Россию, продолжали останавливаться в Хакодате. Русские военные корабли по-прежнему часто приходили сюда на зимовку. В городе действовал православный приход, игравший большую роль в распространении русской культуры и русского языка.

Первый русский уроженец Японии

10 ноября 1865 г. в семье консульского лекаря П. М. Матвеева родился сын. С ним, едва ли не первым европейцем, появившимся на свет на Хоккайдо, произошел трагикомичный случай: кормилица-японка украла маленького Колю и ходила с ним по деревням, показывая всем русского мальчика. Тот же с молоком кормилицы воспринял любовь к Стране восходящего солнца и сохранил ее на всю жизнь. Про обстоятельства своего рождения Николай Петрович Матвеев узнал уже 37-летним от владыки Николая, крестившего его в Хакодате, во время встречи с ним 29 ноября (12 декабря) 1902 г.

«Рассказал ему, — писал священник, — как мать мучилась родами и чуть не умерла (она была в беспамятстве, и сама не знает), а отец его умер, когда он был маленьким, так что мой рассказ был для него новостью». На следующий день Матвеев вновь навестил владыку Николая, который «подарил фотографические карточки его отца с ним, младенцем, на коленях и матери, снятые в Хакодате тридцать семь лет тому назад; показал ему после завтрака библиотеку и училище».

В истории русского Дальнего Востока имя Николая Петровича Матвеева занимает особое место. Как журналист, литератор и издатель он сделал многое в библиотековедении и русском японоведении. К сожалению, до сего времени не составлена библиография работ Матвеева, а некоторых его произведений в России просто не существует.

В 1868 г. трехлетний Николай переехал с родителями во Владивосток. Он получил образование во Владивостокской портовой школе, затем работал мастеровым в портовых мастерских. Своим жизненным принципом он всегда считал упорный труд и постоянное самообразование. В молодости Матвеев сотрудничал в газетах «Восточный вестник» и «Владивосток». Вскоре его заметки и обширные статьи стали появляться в различных дальневосточных и сибирских изданиях. Матвеев подписывал их разными псевдонимами: Николай Амурский, Н. А., Краб, Н. Э-ский, Странник, Гейне из Глуховки и т. д.

Наступление нового века совпало со знаменательным событием в жизни Матвеева — вышел в свет первый сборник его стихов. По современным меркам, его вряд ли можно считать удачным, но тем не менее книга нашла своего читателя и разошлась очень быстро. В 1904 г. известный российский издатель И. Д. Сытин выпустил в свет новый сборник Матвеева, но уже прозу — «Уссурийские рассказы». Читатели познакомились с бытом и обычаями жителей далекого Приморья. Названия рассказов — «Бродяжка. Из жизни бедных детей», «Уличные сцены», «Рассыльный. Из Сибирской жизни», «Под звуки дубинушки», «Странички из матросской жизни» — говорят о большой наблюдательности автора и стремлении не выдумывать персонажей рассказов, а брать их прямо из жизни.

Матвеев подготовил и путеводитель по Владивостоку, который напечатали в 1902 г. В том же году он проехал через всю Японию от Хакодате до Нагасаки, а полученными впечатлениями поделился с читателями «Владивостока», отдавая должное вежливости и предупредительности японцев. «Ни на людных городских улицах, — писал Матвеев, — где я нередко бродил один и днем и ночью, ни в театре, ни при осмотре разнообразных достопримечательностей, иногда находящихся в очень темных местах, ни на пароходах, ни на железных дорогах, нигде и ни разу не слышал какой-либо грубости, хотя везде и всегда говорил, что я русский. Наоборот, везде и всегда японцы старались превзойти себя в вежливости. Вздумалось ли мне пойти посмотреть их храмы, больницы, заводы, типографии и т. д., они меня всюду и всегда водили и все показывали. Случалось, что сразу, только что познакомившись, они настойчиво приглашали остановиться у них, а не в гостинице. Нередко, когда на многолюдных станциях я невольно терялся, не обладая японским языком, сами служащие, видя, что иностранец смущается, приходили мне на помощь».

Совсем иное отношение наблюдалось к японцам в России. Профессор истории Кер Ямоока, знавший русский, французский, немецкий и китайский языки, немало натерпелся во время поездки в Харбин. Не редкостью было, когда русские городовые сгоняли японцев во Владивостоке на какие-то мероприятия нагайкой или подгоняли, хлестая по голым пяткам.

Какой журналист не мечтает о редакторском кресле? Была такая мечта и у Матвеева, и она осуществилась, когда он стал выпускать собственный журнал под названием «Природа и люди Дальнего Востока». «Весь Приморский край мне хорошо известен, — писал он. — А ведь это большой плюс. Начиная в наших углах какое-либо издание, нельзя первое время надеяться на многих сотрудников. Я уже редактировал газету и знаю, что дальневосточный редактор должен не только подбирать материал для печати, но и сам писать статьи, корректировать их, подчас стоять над версткой номера, заведовать продажей газеты. Ко всему этому прибавьте самое главное: вечно думать, что вот-вот наборщики загуляют, заменить их некому, номер издания может своевременно не выйти! Зная все это, я все же приступаю к изданию журнала. Я уже получил из Петербурга и Москвы ряд клише, изготовленных с моих фотографий, иллюстрирующих жизнь нашего края. Внешностью мой журнал будет походить на «Ниву», содержанием же на сойкинский журнал «Природа и люди». Много, много предстоит мне работы впереди».

О программе первого журнала на дальневосточной земле Матвеев сообщил в рекламе, которую напечатал в некоторых газетах Владивостока: «Всестороннее ознакомление русского общества с природой, людьми и жизнью их на Дальнем Востоке. Руководящая идея — сближение всех, живущих здесь, как равных друг другу народов, устранение всего того, что порождает взаимное недоверие, вражду и угрожает в будущем новыми потоками крови. В вопросах русской жизни журнал будет примыкать к наиболее радикальным элементам общества».