Книга Мифы империи. Литература и власть в эпоху Екатерины II - Вера Проскурина

Желаешь, наконец, чтоб «Душеньки» писатель. Старинных вымыслов простой повествователь. Вступил в широкий путь забавнейших творцов. Хоть прежних лет моих я жара не имею. Желание твое прослушать не умею.

Поэма содержит явный антимасонский подтекст и представляет собой сатиру на масонские интриги вокруг Павла. Богданович, некогда состоявший в петербургской ложе «Девяти муз» (церемониймейстер ложи), руководимой И. Елагиным, в этой поздней поэме демонстрирует отказ от «ошибок» прошлого и выносит оценку ситуации вокруг наследника в контексте современных событий.

Некогда, в 1765 году, Богданович (вероятно, с подачи Паниных) преподнес юному Павлу Петровичу поэму «Сугубое блаженство», в 1773 году поэма появилась в сборнике «Лира» в отредактированном виде под названием «Блаженство народов». Поэма развивала топику, связанную с золотым веком, сменившимся «медными» — кровавыми и тираническими — временами. Пространное и дидактическое повествование толковало — в масонском духе — блаженство первоначальных дней, невинность и нравственную чистоту первых людей. Так же назидательно разворачивалась картина жестокости и греховности последующих времен. В финале смена планет влечет за собой возвращение «златых дней» в России. Поэма давала молодому наследнику полезные уроки политического воспитания в свете дальнейших перспектив его прихода к власти.

Однако уроки стечением времени оказывались ненужными — в обстановке 1780-х годов Богданович существенно пересмотрел свои воззрения: упования на приход к трону Павла выглядели как никогда иллюзорными. Богданович в это время — это уже абсолютно сервильный писатель, автор пьес, игравшихся на придворном театре. Он сменил старые знамена, поставив свою лиру целиком на службу Екатерине. Поэтическая «Душенька» в редакции 1783 года создавала комплиментарный портрет императрицы, «души» нации. Вместо переводов Вольтера Богданович составляет собрание пословиц русского народа и пишет заказные пьесы и поэмы, умело подыгрывающие нравам двора, его идеологическим пристрастиям, а также воспроизводящие придворный жаргон.

Хотя поэма «Добромысл» не имела точной даты написания и не была опубликована в свое время, можно с достаточной степенью уверенности отнести ее создание к 1789–1790 годам. В поэме упомянут некий «царь», чрезвычайно неудачно воевавший на море:

Особо о веке был несчастный мореходе и, И, в море некогда пустясь в недобрый час. Со всеми силами постыдно в грязь увяз.

Речь шла, безусловно, о шведской войне 1788–1790 годов, во время которой корабли короля Густава III несколько раз садились на мель и захватывались русскими моряками. В поэме содержатся также отсылки к комической опере Екатерины «Горебогатырь Косометович», написанной в 1788 году и посвященной тому же шведскому королю.

Главный герой поэмы — юный Добромысл, чьи беды и «ошибки» молодости проистекают от плохих учителей:

У царского двора особы грамотеи, И тайн естества учители Халдеи Водили ум его в пространстве всех частей. Познаний и наук, искусств и хитростей. Кривой и правый толк высокотайных слов Царевичу они глубоко в ум втвердили; Но, наваждением, конечно, злых духов. Науку в свете жить и ведать, кто каков, Халдейски мудрецы в то время позабыли.

Намек на Павла дан одной характерологической фразой, точно соответствующей описаниям переменчивой психики наследника, в частности, в «Записках» С. Порошина: «Минутой возгорал, минутой истощался». Учители-халдеи — это окружение царевича, Никита Панин в первую очередь. При этом Богданович частично оправдывает своих бывших покровителей — они действовали по «наваждению» «злых духов». Любопытно, что само имя главного героя соотносится с популярным масонским эвфемизмом: «добромыслящими» масоны именовали сами себя, определяя этим словом-сигналом свои претензии на политическое переустройство страны по законам разума и добра. В перлюстрированном Екатериной письме масона П.А. Бибикова к А. Куракину, сопровождавшему Павла во время его заграничного путешествия 1782 года, рисовалась картина угнетенного отечества, были там и такие строки: «…Ясно во всей своей черноте грустное положение всех, сколько нас ни есть, добромыслящих и имеющих некоторую энергию».[36]

«Духи» — это также комическая отсылка к масонам, весьма популярная в речевом обиходе того времени. Императрица называла мартинистов сектою духов: в разговоре с А.В. Храповицким она отнесла к ним короля Прусского Фридриха-Вильгельма II (22 октября 1787 года). Еще ранее, в 1782 году, в «Фелице» Державин упомянет в качестве одного из достоинств своей высокородной героини:

К духам в собранье не въезжаешь.

Неопытный Добромысл отправляется за одной из невест к царю, чье описание также корреспондирует со шведским королем-масоном:

Царевич, отдохнув, предпринял сам поезд К двору, где славилась царевна Острозора. Отец ее бывал Отцу его приятель, И был Халдейских стран сильнейший обладатель.

Намек на близость «отцов», вероятнее всего, отсылает к отцу Павла Петру III, бывшему в тесных родственных связях с шведским королевским домом. «Халдеи» на языке Богдановича означали масонов:

И прибыл Добромысл к Халдейскому двору; Он в детстве сам имел учителей Халдейских.

Неудачное сватовство героя (символизирующее несостоявшийся брак с масонством) обозначено эзотерически: Добромысл «многих слов ее (Острозоры. — В. Л.) не мог понять игру». Богданович уверенно «обеляет» своего героя — тот не нашел своего счастья и с невестой Самохвалой, которая «любила обезьян». «Обезьяны», или «мартышки», на языке той эпохи означали «мартинистов», последователей Сен-Мартена[37].

Впервые эту пародийную кличку употребила сама императрица. В антимасонской комедии Екатерины «Обманщик» служанка Марья рассуждает о знакомых своего хозяина, мартинистах: «Господин мой знается только весьма потаенно… с какими-то людьми… как бишь… Миф… миш… мид… мыт… мяр… март… марты… чуть не сказала с мартышками». В комедии Екатерины «Обольщенный» служанка Прасковья, соглашаясь выйти замуж за Тефа, произносит: «Я пойду, буде дашь мне подписку, что не пойдешь в мартышки с печальным видом». Державин в стихотворении 1789 года «На счастие», используя комический антимасонский жаргон Екатерины, иронически сетовал по поводу одного из «коловратных» симптомов нового времени: