Книга Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции - Владимир Лучанинов

Так что детство мое было счастливым – и в семье, и в школе. Я учился в художественной школе, с ранних лет тянулся к искусству. Сухумские школы были многонациональными, все мы жили дружно: грузины, абхазцы, армяне, русские. В школе, конечно, вопросы Бога нас не занимали, но были и в нашем детском мире свои проявления веры. У меня был друг армянин, он любил делать кресты. Представляете, это конец шестидесятых! Помню, всем нам очень нравились сделанные им крестики, и, наверное, каждый из наших школьных знакомых просил его сделать крест, и он никому не отказывал. Помню еще, как после Пасхи учительница спрашивала нас:

– Дети, кто-нибудь из вас принимал участие в приготовлении пасхальных яиц?

– Нет, – отвечали мы, хотя, абсолютное большинство участие принимали.

Знаменательный случай в моей жизни произошел, когда я впервые сделал копию лица

Христа с рисунка Дюрера[42]. Это линейный рисунок тушью, я делал на бумаге точную копию. Мне тогда было пятнадцать лет. Через несколько дней в Сухуми прошел сильнейший ливень, вся моя комната была в воде: стены, занавески, мой стол, мои книги, а рисунок был совершенно сухим. Я воспринял это как чудо.

Духовная интуиция действовала во мне. Наша школа находилась недалеко от кафедрального собора, и почти каждый день я проходил мимо. Часто видел священников, не знал, кто они, но чувствовал, что они могут дать мне что-то очень важное. Однако смелости подойти к ним не хватало – вдруг это невежливо, думал я. А священниками этими были схиархимандрит Серафим (Романцов) и другие монахи и монахини Сухумской пустыни. Это святые люди, одухотворявшие православную жизнь не только одной Грузии, но и всего Советского Союза. К отцу Серафиму приезжало много людей, среди них были молитвенники и старцы, схиархимандрит Андроник (Лукаш), архимандрит Таврион (Батозский) [43]. Сейчас я сожалею, что, будучи школьником, а потом и студентом, хоть и имел почтительное отношение к Церкви, но держался от нее на расстоянии.

Такая позиция вообще была характерна для жителей Сухуми. Никто не думал о том, что нужно ходить в церковь, но когда наш абхазский митрополит Илья стал Католикосом, обсуждали в Сухуми это событие буквально все, весь город, как умел, молился, весь город по-детски радовался. И я тоже, – впрочем, не понимая, в чем разница между митрополитом и католикосом. Но в своем непонимании я был не одинок, многие думали, что Католикос Илья – это фамилия и имя. Но все чувствовали, что случилось что-то очень важное.

Когда я служил в армии, я тяжело переносил разлуку с домом, с мамой и любимым городом Сухуми. В первые месяцы службы в нашем полку был случай самоубийства одного солдата. Неожиданно после этого и у меня начали вертеться в мозгу подобные мысли. «Тебе тяжело, возьми, кончи жизнь одним выстрелом, – говорил во мне некто, – все закончится, и тебе уже будет хорошо». И тогда я вспомнил о маме. Как переживет это мама в Сухуми, как она будет плакать у моего гроба, подумал я, она не переживет, ведь она меня ждет возмужавшего, здорового. Я почувствовал ответственность, стал злиться на себя. Как я мог допустить такие мысли! И какая-то невидимая сила будто отошла от меня. Как радостно мне стало, даже командиров полюбил, а подмосковный поселок Ашукино, где была наша часть, – тем более. Перед сном я, как всегда, перекрестился в армейской кровати и поблагодарил Господа. Больше эти мысли мне никогда не приходили на ум. Никогда.

Прощание с «американской мечтой»

Наверное, есть два пути обращения к Богу. Первый – через сильное потрясение, чудо или мощную скорбь, а второй – без потрясений и чудес, через поиск. Мое обращение было простым и естественным. Я хотел стать великим архитектором, мечтал уехать в Америку, достигнуть славы. Между прочим, я и в храм заходил, ставил свечи и просил: «Господи, отпусти меня в Америку! Господи, дай мне американскую жену, чтобы я стал гражданином США!» Эту мою незамысловатую молитву знали все друзья и однокурсники по Художественной академии. Я даже один раз в шутку сказал маме: «Мама, я так хочу в Америку, что согласен жениться на негритянке». Ее чуть инфаркт не хватил: любимый сын, архитектор, и вдруг – невестка-негритянка!

Я окончил Академию, проработал год по специальности и понял, что не смогу найти счастья и радости, будучи архитектором. Стало очевидно, что все мои мечты слишком обыденные, а счастье, к которому я стремлюсь, находится в другом мире, и его нужно еще найти. Тогда же пришло твердое убеждение, что обязательно нужно остаться в Грузии. А это были годы перестройки, все советское открыто называлось ошибочным, все ждали новой жизни, и действительно, появлялись возможности уехать заграницу.

И когда я понял, что нельзя уезжать из Грузии, мне посчастливилось прочитать житие преподобного Серафима Саровского, которое меня перевернуло. Поскольку я человек такого склада характера, что решения принимаю быстро, то в скором времени стал просить Бога: «Господи, дай мне возможность и право стать монахом!»

Всем сердцем я повернулся в сторону Церкви, потому что увидел в ней покой, увидел настоящую любовь. Пришло понимание, что в монашестве я найду то самое счастье, о котором все время мечтал, найду настоящий рай. И что очень важно, путь к постригу и рукоположению совершился для меня благоприятно во многом потому, что я сумел пройти экзамен неосуждения. Вот как это было: знакомые приносили мне статьи, где говорилось, что большинство представителей духовенства – это агенты КГБ, где писали о нечестивой жизни некоторых священнослужителей и монахов, факты замешивались на лжесвидетельствах… В общем, на меня посыпался весь мусор, который отвращает людей от Церкви. Слава Богу, я прошел этот трудный экзамен, потому что помнил детское материнское благословение никогда не осуждать Церковь и священников.

А в 1991 году я познакомился с настоящими монахами. Меня пригласил в свой монастырь архимандрит Иов (Акиашвили), сейчас он митрополит Урбнисский и Руисский. Это был мой первый наставник, он благословил меня остаться в монастыре.

– Может, мне не пытаться, возможно, я не смогу идти этим путем?

– Думаю, ты должен быть монахом, – сказал он тогда.

Так произошло мое прощание с иллюзиями, а я был не просто мечтателем, а проповедником «американской мечты». И сегодня, когда я вижу молодых, рьяно проповедующих какие-то очередные сомнительные политические ценности, всегда вспоминаю свою юношескую наивность. Православному человеку всегда нужно брать из разных систем и культур именно то, что полезно его духу. Глупо обожествлять государство или народ, но не менее глупо делать из них чудовище или пугало. Каждое государство и каждый народ имеют как плюсы, так и минусы.