Книга Республика Святой Софии - Ольга Кузьмина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В докончании Новгорода с князем Ярославом Ярославичем в 1268 г. упоминается доход попа церкви Святого Михаила: «А что еси, княже, отъим у Кюриле Хотуниче, дал еси попу святого Михаила, а то городиским попом не пошло дани имати на новгородьском погосте, вдаи опять»[206].
В Пскове в XVI в. церковные старосты нанимали священнослужителей в церкви и платили им обговоренную «ругу». В Расходной книге церкви Успения Богородицы с Завеличья (1531) учтены деньги, полученные от священников за внесение лиц в синодики для поминания. Из этой суммы выплачивалась руга церковному причту: дали 200 денег пономарю Устьяну за пономарство; по сто денег двум дьякам певчим Спирке и Андрюше; дьяку певчему Марку — 200 денег; 270 денег получила проскурница и 70 — Сенька сторож. В этом списке отсутствуют попы и дьяконы[207]. Однако на престольный праздник Успения Пресвятой Богородицы старосты дали 36 денег «своим церковникам»: священникам, дьякону и дьякам, 20 денег клиросу, 30 без трех денег в милостыню нищим у тюрьмы и у скудельницы. За березу и траву к праздникам отдали 3 деньги. А на братчинный пир — 40 денег и 7 московских[208].
Но даже если клир новгородских уличанских церквей постоянного жалования не получал, попы не бедствовали. В берестяной грамоте № 260 (70-е — нач. 80-х гг. XIV в.) поп выступает поручителем и в состоянии оплатить немалый долг своего поручника: «У попа у Михайли возми полорубля, 10 лососей, то за Ивана поруцнь»[209].
Видимо, став попом, горожанин продолжал заниматься прежними делами, а избрать на должность попа могли и ремесленника и купца. На страницах рукописной церковной книги «Шестоднев», переписанной псковским попом Саввой в 1374 г., сохранились любопытные хозяйственные заметки священника: «Родиша свиния порошата на память Варвары», «пойти в гумно к страдником»[210] и т. п.
У клириков приходских церквей оставалось много свободного времени для светских дел, поскольку в уличанских храмах службы проходили не ежедневно, а лишь по воскресеньям и праздникам. В самых бедных приходских церквях, причт которых состоял из священника, пономаря и проскурницы, служили только по праздникам.
Подтверждение гипотезе о том, что попы не оставляли свой прежний промысел, находим в берестяных грамотах XIV в. Так, в грамоте № 536 к попу обращаются с просьбой «омочи и пристриги (это сукно. — О.К.), а личе послале, а пошли с тыми же людьми, а говоздьчов на деньгу сапожьных, а яз тоби кланяюся»[211]. Суть промысла, которым занимался поп, помогает раскрыть английская гравюра Haintz Hertzog, a Cloth Shearer, the 183rd Brother, 1472[212]. На ней изображен ремесленник, стригущий ворс с сукна длинными ножницами. Автор грамоты купил татарское сукно, которое, видимо, требовало дополнительной обработки — стрижки, в отличие от более дорогого европейского сукна.
С обработкой шерсти связан и поп из грамоты № 264. Здесь в списке свадебных даров упоминается подарок попа — «три полосца козия пуха», то есть определенного размера войлочные ковры из сваленного козьего пуха.
В грамоте № 173 автор дает попу торговое поручение: «Поклон от Панфила к Марку и ко попу. Купите маслеца древяного да пришлите сим»[213]. Из грамоты № 413 можно сделать вывод, что попы могли получать плату за заботу о товарах, хранимых в церквах: «Целобитье от Семена к попу Ивану. Цо бы еси моего москотья моего пересмотреле дад бы хорь не попортил, а я тоби своему осподину цолом бию в коробки, а послал есмь клуц Степаном, а помитка горносталь»[214]. Слово «помитка» могло означать «пометка», то есть условный знак на коробке Семена, но могло означать и «поминок», то есть плату за услугу.
Возможно, попы брали какую-то плату и за свое благословение, например за благословение села. Такая просьба содержится в грамоте № 368 (70–90 гг. XIV в.): «Се благослови попе Максиме… село, а земля тому селоу по заруб Синофонтов…»[215]
В Русе попы и дьяконы занимались солеварением и платили за этот промысел налог наравне с прочими горожанами. Так среди рушан-«поземщиков» Юрьева монастыря упоминается следующий двор: «Дв. поп Федот да суседи его Емельян, да сын его Микифор, да Гридка Ескин, позема дают 5 размеров соли»[216].
В завещании новгородца Моисея упоминается совместное владение им землей в Шелонской пятине с Юрием — попом церкви Святого Ильи[217]. То есть среди новгородских попов были и землевладельцы.
Судя по посланию митрополита Фотия в Новгород, священники здесь занимались не только торговлей, но и ростовщичеством: «А который игумени, или попы, или черньци торговали преже сего или сребро давали в резы, а от сих бы мест у них того не было, лишитеся того, понеже того святии отци не предали и святии апостоли, а святии отци таковых не благословляют, и аз потому же»[218].
Наглядную иллюстрацию из жизни новгородского священства дает один из вариантов новгородской былины «Садко»[219]. Ее текст настолько интересен, что заслуживает внимательного рассмотрения.
То есть после воскресенской обедни в церкви остаются купцы и попы для решения своих дел. На этом собрании Садко похвастался:
