Книга Девушки на выданье. Бал дебютанток - Вероника Богданова

Ежели вы хотите вести себя прилично, то являйте всегда тихую, но важную покорность; не имейте никакой застенчивости и никаких притязаний! Оказывайте спокойную, невынужденную учтивость и возвышайтесь над низкими страстями ненависти и тщеславия.

Избегайте всякого случая быть смешными, ваши приемы и одежда не должны отличаться странностью. Не ищите выказывать себя, откажитесь от суетного домогательства блистать чем-нибудь, особенно ученостью.

Издеваются ли над вами? Кажитесь принимающими это в шутку и отражайте оную без огорчения. Вы легко обезоружите насмешников и будете в отношении их безопасны. Удаляйтесь от молодых людей обоих полов и оказывайте мужчинам не что иное, как холодную учтивость. Не допускайте печали угнетать вас, ободряйте самих себя и утешайтесь тем, что страдания суть общий наш удел. Что иное жизнь, как не сновидение, исполненное неприятностями! Сколько несчастных супружеств! Сколько семейных бедствий! Сколько безутешных жен! Сколько исполненных отчаяния матерей!

Ежели бедность и огорчения соединяются для сугубого вашего несчастья, то вспомните, что всем страданиям есть предел; одно мгновение предает всех нас смерти. Ах! Вы можете умереть спокойнее, не оставляя по себе плачущего супруга, беспомощных детей. Вы идете мирно и весело из света, ибо обрели в смерти жениха себе.

Об обращении с влюбленными и влюбленных между собой

Краткое наставление о том,

как обращаться с влюбленными

С влюбленными, собственно, совсем нельзя обходиться; они столь же мало способны к обществу, как и нетрезвые; кроме идола их вся вселенная для них мертва. Впрочем, с ними легко поладить: надо только иметь довольно терпения, не скучая слушать рассказы о любимом предмете их; показывать, что принимаешь в том участие; не сердиться на безрассудство их и причуды; и если они скрывают любовь свою, – не присматривать за ними; притворяться, будто ничего не замечаешь, хотя бы и весь город знал их тайну (как то обыкновенно и бывает); наконец, не возбуждать в них ревности. Итак, мне не остается ничего сказать о сем предмете. Ограничиваюсь несколькими только замечаниями. Если ты ищешь благоразумного друга, который бы помогал тебе добрым советом, мужеством, твердостью, постоянством и деятельностью, то не выбирай для того влюбленного! Если же ты ищешь человека сентиментального, который бы сетовал тебе на судьбу свою, плакал или без залога ссужал деньгами, подкреплял твое предприятие, подал щедрую милостыню, наделил приданым бедную девушку, помог смягчить оскорбленного отца, пустился бы с тобой в отважные затеи, сумасбродства или хвалил твои стихи, песенки или сонаты, – то обратись к счастливому или несчастному любовнику, смотря по обстоятельствам.

Почему влюбленным нельзя предписывать

правил для общения между собой?

Предписывать влюбленным правила взаимного обращения было бы трудом бесполезным, ибо так как они редко в полном уме, то столь же безрассудно было бы требовать, чтобы они в обращении своем следовали определенным правилам, как и требовать от сумасшедшего, чтобы он бредил стихами, или от страдающего судорогами, чтобы он кричал по нотам. Можно, однако, кое-что сказать, чему не худо следовать, если бы можно было ожидать, что такие люди послушают разумного совета.

Блаженство первоначальной любви

в противоположность с ощущениями сердца,

которое часто ее меняет

Первоначальная любовь производит чрезвычайные перевороты в образе мыслей и во всем существе человека. Кто никогда не любил, тот никакого не может иметь понятия о блаженстве влюбленных; кто слишком часто меняет сердечные привязанности, тот теряет способность оную чувствовать. В некотором из моих сочинений («Заблуждения Философа, или История Людовика Зельберга», часть I, стр. 108) я подробнее на сей счет изъяснялся, и так как теперь ничего лучшего сказать не смогу, то выпишу это самое место:

«Первые изъяснения в любви есть дело странное. Кто часто влюблялся, расточал нежные вздохи перед многими красавицами, тому не трудно, если ему вдруг вздумается опять влюбиться, объяснить свои чувства при удобном случае, да и всякая кокетка знает, что в таком случае отвечать. Она не тотчас поверит, думая, что над нею шутят, играют романтического героя, если же обожатель делается неотступным, и она думает, что мало-помалу должна смягчиться, то сначала просит пощадить ее слабость, не вынуждать у нее признания, которого она смущается. Тут восхищенный любовник готов броситься в ее объятия и растаять от восторгов; но красавица торжественно протестует против всех подобных вольностей; вообще полагается на его честность и прямодушие; много, что подставляет ему щечку; разделяет благосклонности свои на бесконечно малые частицы, чтобы каждый день не более как на волосок подвигаться вперед и тем продлить столь занимательный роман; если же таким образом желают еще более продлить удовольствие во времени, тогда прибегают к маловажной размолвке, чтобы отдалить совершенную развязку. Но при всех сих вошедших в обыкновение глупостях такие люди ничего не чувствуют, смеются наедине над комедией, которую друг с другом играют, и наперед могут просчитать, как далеко они продвинутся завтра, послезавтра; и при всей своей любовной тоске только что жиреют. Совсем противное тому бывает с сердцами невинными, которые, в первый раз оживляясь благотворною силой любви, душевно бы желали изъяснить сладостные, невинные ощущения свои; но все не могут никак решиться словами сказать то, что взорами часто уже друг другу изъяснили. Юноша взирает с нежностью на свою возлюбленную; он краснеет; беспокойство изображается в его взорах, когда он с другой девушкой говорит слишком много и ласково; он желал бы сердиться, быть равнодушным, не смотреть на нее, когда она кому-нибудь другому шепчет на ухо; они взаимно чувствуют упрек, внезапно и почти невежливо прерывают разговор, подавший повод к подозрению; примиренный благодарит нежною улыбкой и возвращающейся чрезмерною веселостью; они взорами уговариваются на завтра, извиняются, предостерегают, признают взаимные права свои друг к другу – и все сие не сказав ни слова о том, что они друг к другу чувствуют. Они с обеих сторон ищут к тому случая, который представляется им часто, но его упускают, не воспользовавшись им; много-много, что тихонько коснутся руки и то никогда без благовидного предлога; не говорят ни слова, скучают, сомневаются во взаимной любви, и часто, еще друг с другом не объяснившись, будучи уже историей всего города и предметом гнусной клеветы. Когда же, наконец, долго таившееся в груди признание вылетит из робких, трепещущих уст, когда на оные отвечают отрывистыми, замирающими на устах словами, до глубины души проникающим пожатием руки; тогда любовники существуют только друг для друга, не заботятся ни о ком на свете; ничего вокруг себя не видят и не слышат; ни в каком обществе не приходят в замешательство, лишь бы милый предмет их весело им улыбался; любовник находит, что все тягости жизни легче переносить с милою подругой; не верит, что в прекрасном этом мире могут существовать болезни, бедность, скорбь и нищета; со всеми живет в мире; презирает изобилие, лакомую пищу, сон. О вы, которые когда-либо наслаждались сим блаженным временем! Скажите, можно ли мечтать сладостнее? Есть ли между мечтательными радостями жизни хоть одна, которая была бы столь невинна, естественна и безвредна? Есть ли хоть одна, которая бы делала человека столь блаженным, радостным, миролюбивым? Ах! для чего сие счастливое очарование не может вечно продолжаться! Для чего так часто самым жестоким образом разрушаются сии очаровательные сновидения!»