Книга В индейских прериях и тылах мятежников. (Воспоминания техасского рейнджера и разведчика) - Джеймс Пайк

По возвращении в Радзимински людям и их лошадям разрешили отдыхать. Весь июль, а также август, разведывательные отряды осматривали все притоки Ред-Ривер, Саут — и Норт — Канейдиан, и даже Колорадо и Бразос. Во время этих разведывательных рейдов мы испытали немало приключений и трудностей, кроме того, мы много охотились. Местность, по которой мы путешествовали, бесплодна и почти лишена воды и древесины. Источников немного, и они заполнены горькой или соленой водой, пить ее невозможно. Очень много каменной соли — берега рек покрыты толстым слоем ее, а их воды настолько ею насыщенны, что вряд ли кому-то удастся утонуть в них. Поскольку в течение нескольких месяцев речные русла абсолютно сухи, тысячи баррелей кристаллической соли просто лежат и ждут, когда придет человек, соберет ее и использует для своих целей.

В верховьях Колорадо мы врасплох атаковали и сожгли небольшую деревню, но пленных не взяли. Наши лошади были совершенно измотаны, и мы не смогли закрепить наш успех, ведь в противном случае мы могли бы уничтожить всех живших в этой деревне дикарей. Но, фактически, были убиты шесть или семь мужчин и одна женщина.

Горы уичита находятся между Ред-Ривер на юге и Канейдиан на севере. Они не слишком высоки — их высота колеблется между шестью и полутора тысячами футов. Они стоят отдельно друг от друга и не являются горным хребтом, напротив, каждый пик над долиной возвышается сам по себе. Ширина долин между горами составляет от полумили до четырех или пяти миль, по ним текут небольшие реки и ручьи, их берега окаймлены пышными зарослями деревьев хвойных пород. В остальной части долин растут мескитовые деревья, невысокий кустарник или характерные для южных широт другие виды деревьев. На них можно найти плоды, похожие на бобы — удлиненные, изящной формы — на вкус приятные, но, в общем, для питания непригодные.

Самое необычным для меня было то, что эти горы являются нагромождениями огромных масс темно-серого песчаника и покрыты очень тонким слоем земли, настолько слабым, что на нем не могло расти ничего, кроме мха или травы, причем, если в одной части долины таких скал было очень много, в других их не было совсем. Крутизна склонов многих из этих гор иногда составляет почти 45°.

Равнина покрыта пышной травой, являясь, таким образом, идеальным местом обитания для огромных стад буйволов, антилоп и лошадей. Горы и река названы в честь очень значительной ветви индейцев пауни, известных как уичита. Несмотря на то, что эти политические образования — если вообще слово «политика» можно применить к индейцам — долгое время прожили совершенно отдельно друг от друга, эти ветви говорят практически на одном языке и свободно общаются между собой — очень необычное для дикарей явление. И хотя язык дикарей постоянно меняется и развивается, как у пауни, так и уичита, он, несомненно, очень плавный, мягкий и очень музыкальный.

В этих местах невероятно много дичи. Медведи, выдра, волки, олени, индейки, etc., а кроме того, постоянно встречаются большие и ядовитые змеи. Последние очень уважают комфорт, и в поисках места для отдыха, охотятся даже на уютные постели. Нередко вы обнаруживаете их утром возлежащими на вашем лучшем одеялом, иногда она лежит к вам намного ближе, чем ваш товарищ по постели. А что касается тарантулов и многоножек — им просто счету нет, но кусаются они крайне редко.

Индейцы никогда не убивают тарантула, если они его находят в своем лагере, осторожно берут и уносят в безопасное место. Если же так случается, что им надо убить его, они отказываются, говоря, что, если его убить, то его соплеменники укусят какую-нибудь лошадь и отомстят за его смерть. Сороконожек могло бы стать так много, что жизнь в Техасе стала бы совершенно невозможной, если бы не ящерица — их самый главный и смертельный враг. Я видел, как одна из них напала на такого же размера, как и она сама большую сороконожку, убила ее, а потом затащила на верхушку дерева, и там спокойно ее съела.

Во время одного из наших рейдов к водам Колорадо мы убили белую женщину, а другую — с маленьким ребенком — взяли в плен. Они находились в индейской деревне, которую мы атаковали внезапно и исключительно яростно, и, несмотря на то, что часть ее жителей бежала, все оставшиеся, включая и эту женщину, были убиты. Увидев нас, она повернула свою лошадь, накрыла себя покрывалом из бизоньей шкуры и закричала: «Americano! Americano!» Но люди, не распознав ее пола и не поняв ее слов, через секунду застрелили ее. Ту же белую женщину, которую нам посчастливилось взять, увезли в поселение, где в ней узнали племянницу капитана Паркера, старого жителя приграничья, известнейшего пионера этих мест. Его форт по-прежнему носил его имя. Однажды ночью, когда эта женщина была девятилетней девочкой, на него напали, и вся семья, кроме капитана и, предположительно еще двух других людей, погибла. Его жену убили зверски — прямо на глазах ее детей. В то время в форте проживали несколько семей, спастись удалось немногим. За исключением одного погибшего, все остальные дети были вывезены оттуда.

И хотя она отчетливо помнила все подробности того события, а также лицо своей матери, она полностью забыла свой родной язык, и мы могли общаться с ней только с помощью переводчика. С ней был ее ребенок, которого назвали То-ка-сан, в честь одного из племенных вождей. Ему было года три, и, словно рысь, он был очень злобным. Она рассказала нам, что у нее также есть сын — хороший воин — а также еще один мальчик и девочка. Она говорила, что никогда не видела, чтобы белым людям старше девяти лет разрешали жить, и что она не раз присутствовала при их казни, и что для детей тоже никаких исключений не делали. «Своих пленников, — так закончила она, — сначала пытают, а затем убивают и съедают».

15-го августа мы окончательно покинули Радзимински. Всех тех, кто потерял своих лошадей, или чьи животные были непригодны для службы, отправили обратно в Форт-Белнап, снабдив их четвертью пайка и достаточным количеством боеприпасов, чтобы они спокойно могли покинуть эти места. После их ухода полковник Джонстон оказался с едва ли ста десятью людьми, и именно этой горстке людей он предложил вторгнуться на индейскую территорию — дабы научить дикарей уважать собственность и силу белого человека. Дружественные индейцы считали это предложение бредом безумца — вожди попытались заставить его отказаться от такого намерения. Они описали ему природу страны, по которой ему предстояло идти, рассказали о ему о нехватке травы, воды, дерева и дичи. Он мог бы убить бизона, но шансы найти его были чрезвычайно малы. Они также подробно рассказали ему о численности, силе и доблести команчей и кайова, а также об их отчаянности и неудержимости. Они посоветовали полковнику отступить в места поселений и в течение зимы заниматься охраной границ, а как придет весна, вновь возобновить кампанию.

— Вы уже много сделали, — сказали они, — и ваши лошади, и ваши люди устали, пойдем к нам и там дождемся весенней травы, а потом мы поможем вам в войне с команчами.

Но, несмотря на их красноречие, полковник был неумолим, он хотел начать кампанию прямо сейчас.

Пласидо очень красочно описал ту нелегкую судьбу, которая постигнет команду полковника в том случае, если она пойдет вперед, как его люди будут страдать от голода и жажды, и о том, что такой маленький отряд неизбежно будет разгромлен. Но полковник отказался выслушать своего друга. Убедившись в этом, вожди твердо объединились в своем несогласии, но, тем не менее, с большой почтительностью уведомили полковника, что если он начнет кампанию, он будет один, они не пойдут с ним, так как эту экспедицию ждет только один исход.