Книга Счастье играет в прятки: куда повернется скрипучий флюгер - Татьяна Краснова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я как сидел? — возразил Пал Палыч. — У меня одна дочь, а не десять. И потом, твой Алик ничего не понял про наших зайцев и акул. Тут не в этом дело…
— А он похож на Лену? — снова подала голос Ева. — Жаль, я не выглянула посмотреть.
— Одно лицо.
— Надо же. У тебя в семье симпатии передаются по наследству.
В другое время Марина бы во все глаза глядела на говорящую Еву. Сейчас она ее не замечала и напряженно ждала, не скажет ли отец еще что-нибудь. Он сказал:
— Еще о лягушке. Я предложил ему Павликову коробку, и он ввел в игру лягушку. Сейчас покажу, как прыгает. Где доска? Вот, «ныряет» по диагонали, пропускает эти фигуры под собой и «выныривает». Сбила пешку. Представляешь, какие возможности? Можно делать такие обходные маневры… Ага, вижу, вижу, что интересно!
Ева и Дора смеялись, глядя на них. Но даже смеющаяся Ева была ничем в сравнении с лягушкой Ника.
— Да, эту игру века надо было снять скрытой камерой. А потом он ушел, — неожиданно завершил Пал Палыч.
Марина с надеждой взглянула на него: а может, еще не все?
— Не дали фильм посмотреть, разболтались тут, — проворчал Павлик.
— У калитки кто-то стоит, — глядя в окно, сообщила Ева.
Марину словно сдуло с дивана.
У калитки стоял Макс. Кларисса не своим голосом говорила ему с крыльца:
— Чего надо?
— Не тебя, — зло отвечал он.
— Катись из моего дома.
— А он не твой. Думала, я не узнаю, кто ты? Дочь сумасшедшей Евы! Наболтала о себе!
Кларисса вспыхнула, круто повернулась и чуть не сбила Марину с ног, убегая в дом.
— Это мой дом, — сказала Марина, выходя. — И он — не сцена, найди другое место для трагедий.
Но Макс уже сиял своей обычной улыбкой.
— Какие трагедии! Просто не люблю, когда лапшу на уши…
Марина молча повернулась к двери.
— Погоди! Я хотел сказать… Может, ты удивишься, но я к тебе. Пойдем погуляем? Погода хорошая.
Марина смотрела на него, не находя слов и одновременно думая, что выражение «немая сцена» — как раз про это.
— А почему нет? — невозмутимо продолжал Макс. — Не дожидаешься же ты моего приятеля. Вот кто находка: чувство юмора на нуле, ревнует к каждому столбу. Сплошное развлечение. Или он тебе еще не надоел после «Забавушки»?
— Что, все сказал?
— Ну, конечно, — с благодушием, с домашним спокойствием на лице отозвался Макс.
Он искренне уверовал, что все со всеми поссорились, разоблачения не будет никогда, и почему бы не попробовать поковать железо, тем более что эта блондиночка с самого начала больше подходила ему, чем этому лоху Нику. А про сто рублей можно наплести что-нибудь, заговорить зубы. Уж это у него всегда получалось.
— Тогда вали отсюда.
Макс застыл в замешательстве. А на улице послышались свист, хохот.
— Так его! А ну, спусти его с крыльца!
Это был Рудик Фольц с дружками.
— Навешать ему? — крикнул он.
Марина пожала плечами.
— Чужак на Зеленой улице, уже в дома залезает, а они трусцой бегают вокруг и плачут: что же делать.
В ответ послышался воинственный рев. Максим повернулся к Марине, но наткнулся на такой взгляд, что сразу понял: это не шутка и не розыгрыш. Раньше в таких случаях его всегда выручал Ник, и Максим пожалел обо всем — от злополучной сотни до сегодняшнего дурацкого визита. Но дороги назад не было. И он пошагал навстречу верной гибели.
Классный час проходил буднично и монотонно. Рахиль Исаковна начала диктовать расписание экзаменов — для тех, кто собирался на следующий год в профильные классы, учебный год еще не кончился. В этот момент скрипнула дверь. На пороге стояла Кларисса.
— Можно войти?
Рахиль Исаковна выдержала паузу.
— А я еще подумаю, можно или нельзя.
Класс отложил ручки и поднял головы. Кларисса безмолвно стояла в дверях.
— Если школа для тебя — дело второстепенное, а на первом месте — романы с мальчиками, зачем вообще сюда приходить? — Риторический вопрос прозвучал едко и отчетливо.
По классу пронесся удивленный шепот, и теперь уже все без исключения смотрели на опальную любимицу Рахили, причем многие не без злорадства. А Рахиль Исаковна, добившись внимания аудитории, продолжала публичную порку:
— Похоже, ты уже научилась всему, что тебя интересовало. И сфера этих интересов так расширилась, что теперь вместо уроков приходится посещать гинеколога! Что, когда у одноклассников в расписании — экзамены, у тебя — покупка коляски?
Этот торжественный аккорд сопровождался тревожным, неразборчивым гулом голосов. Марина зажала уши, но все равно слышала продолжение:
— Значит, путь в жизни уже выбран — решила пойти по стопам матери!
— Прекратите! — Следующее, что услышала Марина, был ее собственный голос. — Не смейте!
Повисла испуганная тишина. Не глядя на Марину, Рахиль Исаковна сухо проговорила Клариссе, все стоявшей на том же месте как истукан:
— Подыщи себе, голубушка, другую школу. Здесь тебе делать нечего. — И, когда та наконец исчезла, повернулась к Медведевой: — И к тебе это тоже относится. Можешь отправляться вслед за ней. Ты прекрасно знаешь, что материалов на твое исключение собрано предостаточно. Я терпела тебя только из уважения к отцу. Но всему есть предел. К экзаменам можешь не готовиться, потому что сдавать их здесь ты не будешь.
* * *
Марина выходила под гробовое молчание одноклассников. Вместо того чтобы направиться к выходу, зачем-то поднялась на третий этаж. Присела на подоконник. «Ушла, как овца. Ничего не ответила. Вместо того чтобы сказать все, что я — и все — о ней думают!» Марина вскочила. Еще не поздно! Где сейчас может быть Рахиль? Звонок уже был, значит, в учительской. И она быстро зашагала туда. Но, берясь за ручку двери, услышала гневный монолог, в котором то и дело звучало ее имя. Рахиль Исаковна, захлебываясь, говорила, какое чудовище эта Медведева. И это был не набор фраз, а сплошная ликующая враждебность. Наконец монолог окончился, послышалось деликатное покашливание, и старческий голос произнес:
— Простите… но мне кажется, что Медведева не такая уж плохая… я бы сказал, хорошая, добрая и способная девочка…
Гневная грозная отповедь смела последние слова. Когда все стихло, тот же голос продолжил:
— И я возражаю против ее исключения.
«Ох, Макакус, Макакус!» — Марина схватилась за голову. Сейчас она никак не могла помочь ему. На этот раз гром не умолкал дольше. Но во время паузы тихий голос вставил: