Книга Удар молнии. Дневник Карсона Филлипса - Крис Колфер

– Иди ты, – бабушка вытаращила глаза.

– Да я серьезно! – радостно сказал я. – Весь день люди приносят мне работы…

– Иди ты отсюда! – завопила бабушка и ткнула пальцем на дверь. – Уходи! Я тебя не знаю! Пошел прочь из моей комнаты!

– О нет, – взмолился я. – Только не сегодня, бабушка, пожалуйста, только не сегодня…

– Вон! – не сдавалась она. – Сестра, в моей комнате чужой человек! Сестра!

С бабушкой такое иногда бывает.

– Ладно, ладно, ухожу. – Я развернулся и пошел к двери. – До завтра.

– Вон отсюда! – закричала она мне в спину. Я уже шел по коридору, но все еще слышал, как она вопит: – Вон! Вон! Вон!

И без того тяжело каждый день видеть, что она меня не узнает, но, когда самый дорогой на свете человек принимает тебя за незнакомца, – это намного, намного хуже.

Весь день до того я был на седьмом небе от счастья, но чем выше небо, тем больнее падать.

Я вернулся домой раньше обычного и нашел маму на диване (вот это поворот!).

– Ты рано, – сказала мама.

– Бабушка опять за свое, – объяснил я.

– Ох, – ответила мама. У нее всегда виноватый вид, стоит мне упомянуть бабушку. – Вот почему я к ней больше не хожу. Очень тяжко видеть ее такой. – Выдав эту жалкую отговорку, она кивнула своим словам.

– Ах поэтому, значит? – буркнул я себе под нос. На самом деле мама не любит навещать бабушку, потому что от этого чувствует себя виноватой, а чувство вины никакими таблетками не запьешь.

– Как в школе? – спросила она.

– Нормально, – ответил я. – Я шантажирую всю школу, чтобы поступить в Северо-Западный.

– Северо-Западный? – переспросила мама.

– Это университет, куда я поступаю в следующем году, – напомнил я.

– Ах да, – сказала мама и печально уставилась на кофейный столик. – Я все забываю, какой ты уже большой. Что ж, видно, даже моему ребенку однажды придется повзрослеть.

Только моя мама может выбесить меня до крайности и одновременно надавить на жалость.

– Как день прошел? – спросил я маму, хотя не похоже, что день у нее выдался насыщенный.

– Неплохо, – ответила она. – Судья Джуди выставила мужчину из зала суда за то, что на нем не было штанов, а Эллен раздавала зрителям бесплатные икс-боксы.

– И все? – осведомился я.

– Почти, да, – равнодушно отозвалась мама. – А после шоу Андерсона принесли почту.

И чего раньше молчала? На стойке лежала куча бумаг, и я тут же бросился к ней. Чувствуя, как все внутри дрожит, я разбирал конверты, но для меня писем не было.

Забавно было бы, если б меня уже зачислили и все нынешние мучения оказались бы зря, – всякое могло случиться. Было бы о чем рассказать за коктейлем на художественной выставке моего будущего манхэттенского соседа.

Ох. Пора завязывать строить планы с участием вымышленных персонажей. Воображаемые отношения с несуществующими людьми точно не пойдут мне на пользу.

Полдня я размышлял, не стоит ли добавить в журнал раздел «разное». Я, конечно, рад, что с каждым днем работ все больше, но подростки, надо сказать, просто ненормальные. Половину работ вообще не разберешь. Что это? Поэзия? Проза? Инопланетные письмена?

Одна девушка написала эссе о том, как однажды выйдет замуж за Джастина Бибера, и по-моему, она это на полном серьезе. Судя по всему, эта девчонка каждые выходные ездит к нему и просто часами смотрит на его дом сквозь решетку.

Нет, правда, она издевается? Решила, что однажды он выйдет на улицу, заметит ее и скажет: «Красотка, я видел, как ты месяцами наблюдала за мной, и, кажется, я люблю тебя»? НЕТ! Ты шизанутая маньячка! Езжай домой и никогда не возвращайся!

В такие минуты даже как-то хочется, чтобы родители почаще давали детям затрещин. Ну вот куда смотрят предки этой девицы? Молодость – еще не оправдание сумасшествия.

Ради ее же блага помещу это эссе в раздел публицистики. Вот ведь прибабахнутая.

Пару часов спустя в класс журналистики заглянул Джастин Уокер. Он был похож на потерянного щеночка, а в руках держал один листок бумаги.

– Это сюда сдавать работы в твой физкультурный магазин? – спросил он.

– Литературный. И да, сюда, – ответил я.

– Слава богу, чувак, я этот класс сто часов искал, – сказал Джастин. – Вообще не знал, что он тут.

– И не говори, – едко ответил я. – Надо бы им хоть номера на двери повесить или типа того.

– Или инфостенд поставить, как в торговом центре, – поддакнул Джастин и потрясенно огляделся. – Ты тут живешь?

– Почти, – сказал я. Джастин дал мне свой листок, и я просмотрел текст. Рядом с этим даже Доктор Сьюз на Чарльза Диккенса потянет.

– Спасибо, Джастин, вижу, ты написал про деревья… и про траву… и что и то, и другое зеленое, – сказал я.

Джастин вздохнул и пожал плечами.

– Ну не писатель я, ясно? Не этот… травополушарный.

– Правополушарный? – уточнил я.

– А это как?

– Это когда у тебя больше развито правое полушарие и ты творческий человек.

– Ну и не вот это, да. Я правополушарный наоборот, – сказал Джастин.

– Левополушарный, значит, – ответил я.

– Угу, – согласился он. – Но зато я, например, правша, это сразу видно, да?

– Сразу, сразу, – подтвердил я, окончательно смирившись. Порой ради собственного психического благополучия нужно соглашаться с идиотами. – Значит, ты хорошо разбираешься в точных науках вроде математики? – спросил я и тут же пожалел об этом. – Обычно у левополушарных так бывает.

Джастин долго и мучительно размышлял над ответом. Он как будто затерялся в собственной голове, как медведь-гризли в однокомнатной квартире.

– Тогда что ты вообще умеешь? – спросил я. Получилось обиднее, чем я хотел, но я по жизни хам, так что неудивительно.

Джастин очень расстроился и замахал руками.

– Знаю я, что ты думаешь. Психолог, директор Гиффорд и все футбольные агенты в колледже думают то же самое! Но я не просто какой-то тупой качок, я совсем не такой!

Я искренне кивнул, как бы извиняясь, что задел его своими словами.

– И какой же тогда? – спросил я.

Джастин посмотрел на меня так, будто я спросил, как называется столица Туркменистана. Он не знал ответа.

– Может быть, именно это тебе стоит понять, – сказал я как можно мягче. – Покажи миру, кто ты есть, Джастин. Иначе мир решит это за тебя, и ты окажешься в ловушке чужой жизни.

Джастин не сразу понял, что я имею в виду, но уверен: он понял.

– Это как, например, я хотел быть полузащитником, когда вступал в команду, а стал квотербеком, – сказал он. – Столько ответственности, мне такого никогда не хотелось. Надо было сказать им, но я боялся обидеть брата, мы с ним до сих пор делим ванную.