Книга Старый мамонт - Виталий Храмов

Жильё у нас уже было. Дороже, чем предложение Гильдии, но казарма – уже в горле. У меня – парни ещё не успели наесться. А вот от полигона – не отказались. Надо тренироваться. И индивидуальному мастерству владения телом, защитой и оружием, и коллективному. Всё же бой – командная игра. Слаженная команда середнячков вынесет на раз-два любого рэмбу-терминатора.

От мастерских и кухни Гильдии тоже не стали отказываться. Надо изготовить учебно-тренировочные снаряды. А то я тут себе меч чуть не угробил – сине-зелёный клинок Ястреба делал с моим мечом то же, что булатный нож делает с деревянной дощечкой.

Выходим из ворот Гильдии со стальными цепочками на шеях, вместо гостевых амулетов, мы теперь – Наёмники. Это – своя социальная ниша. Больше чем – профессия. Мы теперь – в Корпорации. Со всеми льготами и обязанностями. Ещё не знать, но уже и не смерды.

Заказы пока никакие не брали и даже не смотрели на стену найма. Деньги пока есть. Найм – это бой. А у нас не «сыгранная» команда. Сначала – мастерские, потом – полигон. И ещё – полигон. Пока не начнём чувствовать друг друга затылками, локтями и копчиками.

Но сегодня – экскурсия по городу, посещение достопримечательностей и… борделя. Противно, но!.. У молодости есть свой существенный недостаток – мысли так и норовят убежать налево.

Первое, на что наткнулись, – театр. И даже – посмотрели представление. Какая-то политическая сатирическая сценка. Не зная действующих лиц, не увлекательно.

Потом – амфитеатр. Только называется тут – Борцовская Яма. Потому как – яма. Склоны – ступени-скамейки. На дне – песчаный ринг. Сегодня мускулистый боец убивал копьём какую-то мерзкую тварь – мутанта. Помесь собаки и скорпиона. Бр-р!

Сходили на базар. Нет, самовар не купили. Не было. Так, глаза полупили. Узнали расценки на невольников. Дорого. Очень дорого. Да и рабов было – с десяток только. И все – клеймёные. Склонные к побегу.

– Пращур… – Корк стоит передо мной, глаза прячет, руки нервно теребят ремень.

– Мы всех зверолюдей выкупать будем? – спрашиваю его.

– Если сегодня его не купят, то завтра он будет в Ямах.

– Показывай, – вздыхаю я.

Раб – маленький, как Брус Чан, непропорциональный, ноги и руки полусогнуты постоянно, спина сутулая. Весь в шрамах от плетей, что снимали с него шкуру полосами, весь в выжженных калёным железом печатях. Зрачки в жёлтых глазах – вертикальные, как у кошки. Голова и лицо – непропорциональные. Лицо вытянуто, челюсти выдаются вперёд, лоб впалый, нос приплющен, уши выше положенного и смещены к затылку. Затылок вытянут, как у египетских фараонов.

– Пёсоголовый, – обалдел я, – Анубис.

Корк кивает:

– Гоб.

– А ты? – спрашиваю его, наклоняясь к самому уху.

– Я – огр.

– Что он может? Ну, ты – сильный. А он?

– Не знаю. Не каждый огр может, как я, призывать Ярость Крови.

– Как будто ты её призываешь, – замечаю я и обращаюсь к рабу: – Что ты можешь?

Продавец живого товара смотрит на меня удивлённо:

– Рабам запрещено говорить, дикарь.

– Я тебе сейчас нос откушу, дубина, за «дикаря», – отвечаю я.

Тут же появляется стража. Продавец жалуется на меня, я объясняю свою точку зрения – я не угрожал сему торговцу, а предупредил, что если он ещё раз оскорбит меня, то я его – покалечу. Старший стражник чешет пузо, незаметно убрав мою серебряную монетку в свой пояс. Да-да, именно так. Я не жадный. Я проблем не хочу. И, да – я «малиновый пиджак», я знаю, как решать проблемы с ментами.

Я встал между этим стражником и торговцем, чтобы не дать последнему перекупить пэпээсника. И продолжаю трещать, как мне стало жалко бедную зверушку. Зверушка при этом скалилась, как настоящая собака, и – рычала.

В общем, дальнейший торг проходил при посредничестве стражей порядка, отчего удалось сбить цену втрое. Я же тот ещё торгаш. Умею, да и люблю поторговаться. А «обгадить» товар – вообще приятно. Его потом, такой стрёмный, вообще никто не купит.

– А тебе он зачем? – удивляется страж.

– Я – коллекционирую головы диковинных зверей. У меня вот – огр – живой, пока. Несколько черепов нежити, есть шкура осквернённого барса, зубы какого-то дракона. Моргун, как он назывался?

– Зелёный, – буркнул Корк.

– Вот! А вот такую зверушку вижу впервые. Хотя я могу и подождать. Падаль стоит дешевле. Только боюсь, повредят эту голову в Яме. Зачем она мне тогда?

Одним словом – повели мы этого раба на цепи обратно домой. А как отошли подальше, как начали все ржать! Повторяя мои перлы унизительные про гоба и огра. Даже Корк смеялся. Не обиделся.

Гоб зарычал. Корк оскалился и стал ему что-то втолковывать на языке, который мой дешифратор не захотел переводить.

Гоб стал выглядеть забитой собакой.

– Ну, Моргун, ты его сильно не прессуй! И это… Ты мне – должен. И вообще – освободить народ – не выкупить их. Понимаешь разницу?

– Понимаю, Дед. Но не только Спартаку надо учиться. Если я не смогу приручить дикого гоба, не стоит мне даже затеваться с остальными.

– А-а-а! Ну, тогда – вперёд. И ты за него в ответе. За его косяки – с тебя спрошу… Спартак спросит.

– Мне Спартак побоку, – огрызнулся Корк.

Пришлось дать по шее. Авторитет лейтенанта воспитывается кулаками сержантов.

– А ты, псина, рычать будешь – зубы клещами вырву! Понял? – это я разговариваю с оскалившимся Анубисом.

А злой Корк ударил гоба. Потому как кинетическую энергию моего кулака надо было куда-то переправить. Ну, не мне же возвращать?

Вечером Корк привёл гоба ко мне. Никак не привыкнет к субординации. Хотя вопрос тут – денежный, личный. Потому – без командира – обойдёмся.

– Почему он – не раб? – молвит пёс человечим голосом.

– Потому что – не раб. Он – мой друг.

– А я?

– А ты – раб.

Разговор из анекдотов про чукчу. «Чукча, ты человек, не надо лаять. Но ничего не трогай!»

– Понимаешь, Пёс, я за тебя деньги отдал. Знаешь, что это значит? Знаешь. Но убивать тебя – мы не хотим. Хотя, если ещё раз попытаешься убежать или кого покусать – прибьём как мошку гнусную. Понял? Но мы не любим рабства. И тебе будет дан шанс себя освободить. Безупречная служба нам, Красной Звезде, будет идти тебе в зачёт. Если ты окупишь те деньги, что ты нам стоил и будет стоить твоё содержание, мы осободим тебя. Даю слово. И ты сможешь уйти.

– Почему он – друг? – рычит Анубис. А он не так глуп, как казался.

– Потому как он не уходит. Он равен с нами. И за столом, и на поле боя. Он умирал в бою рядом с нами. Понял?

– Я понял тебя, человек. Спасибо тебе, человек. Спасибо и тебе, брат, – говорит Пёс мне и Корку.