Книга Убийство в Амстердаме - Иэн Бурума

В тот день, когда погиб Тео ван Гог, Фархан ехал на поезде в Амстердам. Он собирался встретиться с автором, чтобы обсудить сценарий фильма, и понял, что что-то произошло, когда ему стали звонить по мобильному телефону. По странному совпадению автор жил на улице, где был убит ван Гог. Когда Фархан подъехал к его дому, труп ван Гога еще лежал на велосипедной дорожке под голубым пластиковым покрывалом. На Фархана, как и на многих людей с марокканской внешностью, тут же набросились репортеры, хотевшие узнать его реакцию. Он отказался говорить с ними. «Совести нет у этих журналистов», – сказал он.

Фархан был многим обязан ван Гогу. Без него он никогда не стал бы актером. Ему нравилось работать с ним. Тео всегда был открыт для общения. Но теперь ему приходилось объяснять другим марокканцам, что фильм Cool! был снят до «Покорности» – фильма, созданного ван Гогом с Айаан Хирси Али, – потому что иначе его «сочли бы предателем».

Он видел только маленький фрагмент одиннадцатиминутной ленты. «Это просто смехотворно, полностью лишено смысла». Ван Гога, должно быть, «обманом втянули в создание такого фильма». Проецирование текстов Корана на голое женское тело – это «оскорбление, оскорбление, которого я не смогу забыть, такое же, как тот случай, когда мне не разрешали играть с моим лучшим школьным другом. Все марокканцы чувствуют то же самое. Я не защищаю Мохаммеда Буйери, ни в коем случае. Но в том, что касается фильма, он был прав».

Прав, что убил ван Гога? Фархан нахмурился, вертя в руках пустой стакан из-под кока-колы. Ему было легче говорить не только за себя: «Никто из марокканцев не уважает Мохаммеда Буйери. Убивать во время Рамадана совершенно недопустимо». Это был странный и неожиданный ответ. Что общего между постом и правом совершить убийство? Фархан задумался, а затем сказал: «Убийство никогда не бывает оправданным. Мохаммед, конечно, действовал не один. Он был просто сумасшедшим. Безумцем! Но я понимаю, каким образом его могли подтолкнуть к этому».

Фархан видел, как после и сентября стали появляться экстремисты. Время от времени он встречает их в гаагских кафе. Они говорили то, чего никогда не сказали бы перед камерой. Кто-то сказал, что миллионы мусульманских женщин хотели бы выйти замуж за Мохаммеда Буйери. «Тео втянули в это, – повторил Фархан. – Так же, как я, он попал не в ту компанию, оказался в одной лодке с людьми, чьи ценности отличаются от голландских. Это происходит постепенно, как с наркотиками: начинаешь с одной затяжки, потом еще несколько. Потом сворачиваешь косячок…»

5

Демографические изменения в Голландии заметнее всего не в Амстердаме. Амстердам хоть и не столица, но его жители привыкли к виду иностранцев. Даже во времена Рембрандта здесь существовали большие общины чужеземцев. Разительнее перемены в маленьких провинциальных городах, где не происходило ничего существенного со времен войны с Испанией около пятисот лет назад. Я знал Амерсфорт, расположенный недалеко от Утрехта, только как городок, где находится дом престарелых, в котором поселились мои бабушка и дедушка. Не очень радужная перспектива, что и говорить, но Амерсфорт, с очаровательной колокольней пятнадцатого века, средневековой рыночной площадью и симпатичными провинциальными зданиями, казался сонной глубинкой, уютной и очень скучной. Здесь родился Мондриан, но уехал, когда ему было восемь лет. Единственным другим достойным внимания фактом является то, что в лесу на окраине города находился один из самых страшных нацистских концентрационных лагерей: Polizeiliches Durchgangslager Amersfoort .

Из 129 720 жителей Амерсфорта почти 21 процент имеет иностранное происхождение. По оценке полиции, 40 процентов марокканских подростков в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет подозреваются в преступном поведении. Статистика довольно неопределенная. Что значит «подозреваются»? Может быть, это просто отражение местных предубеждений, а может, ситуация хуже, чем показывают цифры. Кто знает?

В тени колокольни Богородицы я пил чай с Беллари Саидом, невысоким, опрятным человеком. Он родился в Марокко, но говорит по-голландски с сильным южным акцентом жителя Лимбурга – города, расположенного недалеко от бельгийской границы. Обычно такой акцент означает для голландцев только одно: говорящий – католик. Сейчас это уже, конечно, не так. Беллари Сайд – тоже лимбуржец. Пока мы беседовали, по рыночной площади расхаживали юноши и девушки на ходулях в гротескных масках животных и странных остроконечных шляпах, пугая детей и, возможно, воспроизводя какое-то средневековое карнавальное шествие.

Беллари – еще один марокканец, которому сопутствовал успех. Его родители – неграмотные крестьяне, жившие прежде в горах Риф. Тем не менее у него два университетских диплома, он активно участвует в политике и занимается психиатрией. Политические убеждения Беллари – смесь левых взглядов третьего мира с враждебным отношением к Израилю и Соединенным Штатам и активным интересом к мусульманскому самосознанию. Отсюда его членство в Европейской арабской лиге Абу Джахья и желание создать мусульманскую политическую партию в Нидерландах. После и сентября и убийства ван Гога Беллари беспокоит соблюдение принципа господства права. За тридцать лет он не «видел подобной угрозы конституционному государству».

Несмотря на свое отношение к Израилю («Запад урегулирует свои отношения с исламским миром, когда Израиль перестанет существовать»), он считает мощное «еврейское лобби» в Соединенных Штатах примером для европейских мусульман. В Европе должно быть такое же «исламское лобби»: исламские школы, общепризнанный исламский университет, исламские больницы и т. д. Только тогда новые европейцы смогут занять свое законное место как граждане. Идея секуляризации ислама, по его мнению, абсурдна: такого просто не может быть. Вместо этого нужно использовать религию, чтобы вписать мусульман в конституционное государство.

Меня интересовали не столько политические взгляды Беллари, сколько его работа психиатра. Он располагал данными об иммигрантах – данными, прямо скажем, поразительными. По его словам, главными проблемами его пациентов являются депрессия и шизофрения: депрессия особенно распространена среди женщин, а шизофрения среди мужчин. Но шизофрения, похоже, несвойственна иммигрантам первого поколения. Гастарбайтеры страдали в основном депрессией. Шизофрения – это болезнь второго поколения марокканцев, родившихся и получивших образование в Нидерландах. Для молодого марокканца второго поколения вероятность стать шизофреником в десять раз больше, чем для голландца, живущего в сходных материальных условиях.

Существует несколько возможных объяснений этих ошеломляющих данных. Одним из факторов может быть чувство унижения или то, что иммигранты обращаются к психиатру, только когда положение стало критическим. Но у Беллари есть своя теория по поводу шизофрении. Он считает, что проблема заключается в адаптации выходцев из строго регулируемого общества к обществу более свободному, более открытому. Это иной раз приводит к распаду личности. Давление, возникающее в процессе ассимиляции, – один из факторов риска шизофрении. Мужчины страдают ею чаще, чем женщины, потому что имеют больше возможностей взаимодействовать с западным обществом. Когда процесс интеграции идет слишком быстро, когда сын марокканских крестьян бросается в упоительный водоворот западных соблазнов, его когнитивная система может дать сильный сбой. Стремление к строгим религиозным правилам – это форма ностальгии, средство вернуть мир своих родителей или мир родителей, каким он представляется. Чтобы остаться в здравом уме, мужчины стремятся к безопасности потерянного рая.