Книга Председатель КГБ Юрий Андропов - Сергей Семанов

Силы противников были слишком уж неравными, чтобы противостояние могло длиться долго. Решающие события произошли в 67-м: шелепинского Семичастного сменил на посту главы Госбезопасности бывший подчиненный Пономарева Андропов, а ключевой пост столичного градоначальника Егорычева, сторонника твердого курса, заместил "никакой" Гришин. Победа брежневско-сусловской группы была, однако, еще неполной, на среднем уровне засело много деятельных сталинистов, слабоватое верховное руководство не могло с ними так уж сразу управиться. Окончательно все решилось в течение 1969 года, в 90-летие Сталина. Год начался с резкого выпада шелепинских сторонников: появилась в "Коммунисте" статья явно просталинского толка, с выпадами в адрес либеральных идеологов, среди подписавших значилось несколько работников ЦК и один из помощников Брежнева — Голиков. Верхушечные сталинисты получили поддержку со стороны "своего" фланга: в середине же года появился в "Октябре" боевой роман Кочетова, критика "разрядки" и сближения с Западом была там последовательной и удивительно смелой. Однако у Кочетова не имелось свежей положительной идеи, а от русского возрождения он резко и враждебно отмежевался (роман был столь скандальным, что его не издали отдельной книгой, это сделали только в Минске — Машеров был последовательный противник "разрядки" и борец с "сионизмом", в конце концов, он доигрался), К концу года готовились уже к изданию сочинения Сталина и многое прочее, но… ничего не вышло, сусловские люди пересилили.

Они все же были мастера высокого градуса, поэтому нанесли своим профанам-соперни-кам удар страшной силы, а главное — с неожиданной стороны. В том же 69-м в тихой Финляндии международный лазутчик, советский гражданин, бывший зэк и мелкий фарцовщик в юности, некий Виктор Луи передал западным издательствам "мемуары Хрущева". Документ, как показало время, был в целом подлинным, но хорошо и целенаправленно отредактированным. Основная нехитрая идея "мемуаров" — разоблачение негуманного Сталина, но особенно — его антисемитизма (то, что простоватый Никита сам был грубым антисемитом, редакторов не смущало). Мировая "прогрессивная общественность" стала на дыбы: как! в Советском Союзе собираются вновь возвысить этого негодяя и антисемита?! Ясное дело, многие руководители западных компартий, а также все "прогрессивные деятели" доложили в ведомство Пономарева свое негодование. Пришлось, так сказать, согласиться с "прогрессивным общественным мнением" и реабилитацию Сталина отложить.

Нет никаких сомнений, что ведомство Андропова сыграло в этой пикантной истории некоторую роль. Ясно, что исполнителями были его профессионалы, а сам он еще не всем там овладел. Но ясно, что он этому никак не противился. Он был выдвиженцем Брежнева и попасть под начало шелепинских людей никак уж не хотел.

1969 год закончился, к несчастью для Шелепина и его сторонников, жалкой статейкой в "Правде", опрокинувшей все надежды сталинистов. В начале 70-го сусловцы извергли из своей среды двух сталинистов, занимавших ключевые посты в идеологии: зав пропагандой ЦК Степакова и председателя Госкомиздата Михайлова, а также кое-кого помельче. Все. Шелепин, Полянский и Мазуров еще ходили на заседания Политбюро, но жизнь текла уже мимо них. Вся власть в стране сосредоточилась в двух родственных центрах: Брежнева с его помощниками и Суслова-Пономарева (жены всех троих были одного происхождения).

Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как всякое общественное движение, оно могло привести Бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, убраны из журнала наиболее воинственные либералы, утишается задиристая "Юность", этот бастион еврейской молодежи. Более того: резко придавили полулегальное "демократическое движение", теперь не нужна была "пражская весна" в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий и, по сути, ничем не ограниченный выезд за рубеж: клапан недовольства с этой стороны был открыт полностью.

Брежнев и его группа с помощью Андропова раскидали остатки сталинистов легко и быстро. Уже в 1973-м Воронов ушел на пенсию, Шелепина задвинули в 1967-м на жалкий пост председателя ВЦСПС. В 1976-м Полянский отправляется послом в Японию, его выводят даже из ЦК. Мазуров в 1978-м — на пенсии. Машеров 4 октября 1980 года погиб у себя в республике в автомобильной катастрофе. Такие случаи всегда порождают множество слухов, но достоверных фактов мы тут не знаем. Есть лишь следующее, бесспорное: в начале 70-х только в Белоруссии выпустили, как уже упоминалось, просталинский роман В. Кочетова "Чего же ты хочешь?". И еще: Машеров разрешал публицисту В. Бегуну издавать в Минске антисионистские книги, даже покровительствовал ему — с далекого, правда, расстояния. Никто из его коллег по Политбюро такого себе не позволял, а в Москве те книги осуждали. Наконец: на похороны Машерова в Минск поехал только М. Зимянин, не входивший даже в Политбюро (Машеров был кандидатом). Так хозяева Москвы показали, что "первый" Белоруссии их любимцем не был.

Итак, полновластным "хозяином" Кремля стал "наш дорогой Леонид Ильич". Первое время он вел себя относительно сдержанно, однако личную власть постоянно укреплял. Без серьезных политических оснований он удалил в отставку членов Политбюро Шелеста и Подгорного, многих иных. Назначал на высшие посты тоже людей ему лично симпатичных. Отметим лишь, что с Андроповым он хоть на охоту не ездил и не выпивал, но до самых восьмидесятых доверял ему полностью. Ну, о тех временах далее.

Культурные, так сказать, запросы Брежнева мало отличались от других его коллег по Политбюро. Вот Чурбанов перечисляет любимцев Брежнева в области культуры, перечень весьма выразительный: Иосиф Кобзон, Геннадий Хазанов, Алла Пугачева, Жванецкий и Петросян. Не правда ли, совсем не русско-патриотический крут "Молодой гвардии". Опять же, скажи мне, кто твой друг…

Тут самое время добавить еще один характерный штрих идеологического порядка. Люди среднего и старшего поколения хорошо помнят, как им приходилось "изучать" брежневские "воспоминания" ("Возрождение" и т. д.). В Москве ходили тогда разные слухи об истинном составителе (составителях) этих "мемуаров". Теперь всякие сомнения исчезли: подлинным автором был Анатолий Абрамович Аграновский, баловень столичной журналистики. Об этом позже открыто поведали его друзья (см. "Огонек", 1995, № 16). Почему Леонид Ильич остановил свой выбор именно на нем — загадка, но разгадка все же на поверхности: он входил в общий круг лиц, ему симпатичных.

Ну, убогость культурных запросов Генсека понятна и очевидна. Что еще можно сказать о поклоннике пошлых эстрадников или ничтожного литератора? Но отметим тут очевидный оттенок политический: явное пренебрежение к корневой русской культуре, а ведь рядом со Жванецким находились известные и талантливые русские писатели, певцы. Ясно, кто и в каком направлении влиял на мировоззрение Леонида Ильича.

А как же в этом смысле выглядел Юрий Владимирович?

Вот появились посмертные воспоминания А. Александрова-Агентова, а уж он-то знал, о чем пишет! Так вот как рисует симпатии шефа КГБ его доброжелательный сослуживец: "По моей просьбе он помог выходу на сцену прекрасной пьесы Шатрова "Так победим!.", вел "душеспасительные" беседы с Евтушенко и другими "полудиссидентами в мире литературы" ("Воскресенье", 1994, № 1). Рой Медведев уточняет, что Евтушенко имел номер городского телефона андроиовского кабинета и мог бы позвонить ему из любого уличного автомата за две тогдашние копейки. Есть и официальное подтверждение: летом 1983 года Евтушенко получил орден Трудового Красного Знамени. За какие, интересно, труды?.