Книга Мао Цзэдун - Александр Панцов

Крохотный домик за номером 7 с небольшим внутренним двориком находился в узком переулке в районе, именуемом «Трехглазый колодец», довольно близко от Пекинского университета. Недалеко было оттуда и до знаменитого рукотворного озера Бэйхай (Северное море), расположенного в центре одноименного парка, и до Запретного города — места пребывания бывшего императора Пу И. По соглашению с республиканскими властями Пу И по-прежнему носил свой титул, только империя сократилась до размеров его резиденции. Из Запретного города Пу И заставят выехать лишь в 1924 году.

Мао часто бродил по пыльным пекинским улицам и немощеным переулкам — хутунам. Последние придавали особый, неповторимый колорит старому городу. Еще в XIII веке завоеватели-монголы, сделавшие Пекин своей столицей (они именовали его Даду, Великая столица, или Ханбалык, город Великого хана), распорядились застраивать городские кварталы так, чтобы по невероятно узким переулкам и улочкам мог проехать лишь один конник. Они опасались восстаний китайского населения.

В отличие от Чанши Пекин не был крупным коммерческим центром, и его торговые улицы не поражали разнообразием вывесок и реклам. Но, как заметил один из современников, «на них было что посмотреть». Многие из улиц, и прежде всего наиболее деловая из них — Ванфуцзин, были забиты народом. В Пекине проживало в пять раз больше людей, чем в Чанше, — примерно один миллион человек13. По словам уже известного нам Чжан Готао, прибывшего в этот город из провинции Цзянси за два года до Мао Цзэдуна, «Пекин был поистине многоликим и многокрасочным городом. В нем перемешались древность с современностью, китайское с иностранным; он носил черты культуры и ханьцев, и маньчжур, и монголов, и мусульман, и тибетцев». В общем, делает вывод Чжан Готао, «Пекин… был подлинной столицей государства… величественной и многоликой»14.

По улицам и переулкам сновали рикши. Иностранцев они поражали быстрым темпом. В отличие от японских рикш, никогда не переходивших с шага на бег, китайские демонстрировали завидную скорость15. Было их видимо-невидимо. Примерно каждый шестой пекинец в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет занимался этим доходным промыслом. За вычетом платы за коляску, которую большинство рикш арендовали у владельцев специальных гаражей, расторопный возница мог заработать в месяц больше пятнадцати серебряных долларов, в то время как помощник библиотекаря Пекинского университета, например, — только восемь16. Вместе со своими семьями рикши составляли 20 процентов пекинского населения17.

По широким проспектам, гудя клаксонами, катили редкие еще автомобили. Кучера экипажей, запряженных косматыми монгольскими пони, разгоняли прохожих громкими криками. Стоявшие без дела свободные рикши, заманивая пассажиров, перекрывали шум беспокойными возгласами: «Господин! Госпожа!» Грохот стоял невыносимый, оглушавший любого оказавшегося в Пекине путешественника. Никаких дорожных знаков, разумеется, не было, и время от времени на перекрестках возникали многолюдные пробки. Часто на улицах можно было видеть верблюдов: груженные товаром караваны приходили в Пекин из монгольских степей, и их появление на городских магистралях только усиливало столпотворение18.

При всем этом город производил удивительно приятное впечатление. Нельзя было не восторгаться его величественными архитектурными сооружениями, неповторимыми дворцовыми комплексами и храмами, гармонично вписанными в парковые ансамбли. Глубокое поэтическое очарование столицы чувствовал и Мао. «В парках и садах вокруг древних дворцов я замечал первые признаки ранней северной весны, — говорил он, — я видел, как распускались сливы своими белыми цветами в то время, как Бэйхай все еще оставалось сковано льдом. Я любовался ивами на берегах Бэйхая, с ветвей которых свисали сосульки, и вспоминал строки танского поэта Чжэнь Чжана, который сравнил блестящие зимним инеем ивы Бэйхая с „десятью тысячами цветущих персиковых деревьев“. Бесчисленные сады Пекина вызывали мое изумление и восхищение»19.

Восторги Мао по поводу красоты Пекина разделяли многие его современники. Один из них, например, писал: «Летним утром, когда легкий туман низко ложится на Пекин, а ранние лучи солнца вспыхивают на желтых черепицах Императорского дворца, стоит полюбоваться этим наиболее поразительным из всех китайских городов с [расположенных недалеко от него] Западных холмов… В естественной атмосфере холмов, на высоте тысячи двухсот футов над уровнем Желтого моря, укрылся храм Богини Милосердия. Разросшиеся вокруг за двести лет деревья и виноградники скрывают его от постороннего глаза. Далеко-далеко за городом, если приглядеться, можно увидеть полоску морского прибоя, и там же вдали, на севере, плодородная долина упирается в Великую стену, которая соединяет землю и тучи… Из легкого тумана проступают очертания затупленных башен этого величественного города, окруженного резко очерченными стенами. Вот он, мост, возведенный в память того самого Марко Поло, чья легкомысленная книга представляет древний [восточный] мир сквозь западные очки. Вот оно, озеро Летнего дворца, в котором отражаются лучи восходящего шара… Здесь правили сорок императоров, монголы, Мины и маньчжуры. Только одни маньчжуры сидели на Троне Дракона почти столько же времени, сколько англичане живут в Америке… Двадцать поколений минуло с тех пор, как этот город стал столицей, и ни одна другая столица на земле не властвует над судьбами такого числа людей»20.

Пекин — один из древнейших городов Китая. Он был основан четыре или пять тысяч лет назад, еще во времена легендарного императора Хуанди, который, по преданию, научил китайцев грамоте. Первоначально город назывался Юду (Столица покоя), но впоследствии много раз переименовывался. Его современное название Пекин, или точнее Бэйцзин (дословно: Северная столица), появилось в 1421 году. Так назвал этот город минский император Юнлэ, перенесший сюда столицу империи из Нанкина (точнее Наньцзина, Южной столицы). Минские правители существенно реконструировали город, проложив несколько широких проспектов и возведя большое количество монументальных зданий. Сотни тысяч крестьян были мобилизованы на строительство. Именно по приказу Юнлэ в центре Пекина был сооружен грандиозный дворцовый комплекс площадью в 720 гектаров, получивший официальное название «Пурпурный запретный город». Пурпурный цвет в Китае издавна считался символом радости и счастья, а в китайской космологии — еще и цветом Полярной звезды, центра Вселенной. В южной части Пекина Юнлэ возвел поразительный по своей красоте Храм неба (Тяньтань), предназначенный для императорских жертвоприношений духам предков.

Захватившие Пекин в 1644 году маньчжуры разбили в городе роскошные парки, а также построили удивительный по своему изяществу Летний императорский дворец на северозападной его окраине. Этот дворец, расположенный в центре огромного паркового комплекса Юаньминъюань (Парк совершенства и великолепия) в 350 гектаров, простоял до 1860 года, когда в ходе второй «опиумной войны» «цивилизованные» англо-французские дикари, вторгшиеся в Пекин, варварски разграбили и сожгли его. Отказавшись от восстановления дворца, вдовствующая императрица Цыси вместо этого осуществила грандиозную реконструкцию расположенной по соседству другой летней императорской резиденции, парка Ихэюань (Парк доброго здоровья и гармонии).