Книга Дневник моей памяти - Лара Эвери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стюарт изобразил, как манерная девица заказывает коктейль:
– А сок лайма из плодов местного дерева, ну и пусть лайм здесь не растет!
– А лед с ледника… – подыграла я.
– А бокал от шведского стеклодува…
Мы так хохотали, что я даже хрюкнула!
И снова эхолокация: не глядя на него, я почувствовала, как он сел на землю; я не стала садиться рядом, пожалев, что не побрила ноги.
Нос у него прямой, только у самого кончика еле заметная горбинка – наверное, след перелома.
Возле ключицы у него веснушка.
Он дал мне отхлебнуть своего кофе со льдом – взяла и отпила через его соломинку, и ему было все равно.
Теперь я поняла:
Нет никакого тайного языка, чтобы говорить с теми, кто нам нравится, Сэм-из-будущего. Просто разговариваешь, и все. Большой плюс, если твой собеседник умеет со знанием дела рассуждать о жизни, о работе и о лучших кофейнях Манхэттена.
Я представила, как Стюарт шагает по улицам Нью-Йорка, ни на кого не глядя, опустив голову, создавая в уме сцены, диалоги, персонажей – но сейчас он был другим. Мягче, непринужденнее.
Быть может, существует и смягченная версия меня самой.
Ни к чему тебе быть роботом, Сэм-из-будущего. Ты не обязана без остановок идти к цели. Иногда можно сделать передышку, хоть небольшую. Просто жить, и все.
Но вот Стюарту уже пора – пока парень живет в Гановере, пару раз в неделю подрабатывает он барменом в клубе каноистов.
Мы поднялись.
Он долго смотрел на меня влажными черными глазами, а потом склонился к моему лицу. Боже, как близко! Лучевых ожогов не избежать! Я так и ахнула.
Стюарт поспешно отступил.
– Прости! Можно тебя поцеловать в щеку? – спросил он.
– Так принято? – отозвалась я и залилась краской.
– То есть как, принято? – не понял Стюарт.
– Обычное прощание для нашего… для такого случая?
Вспомни, ты только что дала себе слово не превращаться в робота!
Стюарт медлил с ответом. Он был явно смущен – потирал шею, оглядывался по сторонам.
– А что у нас за случай?
– Я имею в виду, для такого… для прогулки.
– Ох… – Стюарт попытался сдержать улыбку. Пожал плечами, посмотрел куда-то вдаль, потом на меня. – Не все ли равно, как это назвать?
– Для меня – нет! – выпалила я и застыла в ожидании. Стюарт открыл рот, я терялась в догадках, что он ответит, и меня кольнуло чувство вины за мою навязчивость. Случайный поцелуй, без причины и смысла – то же, что разговор ни о чем. А вдруг Стюарту не хочется давать какие-то определения, и он просто сбежит и не захочет больше со мной разговаривать – что тогда? Вернусь в свою тесную мансарду, снова засяду за работу и буду изнывать от неразделенной любви. Подумаешь! Мне не привыкать. Разве это новость? – Прости, – поспешила сказать я, – на меня столько всего навалилось, некогда тратить время на ерунду.
– Ты не… – он засмеялся, покачал головой. – Это не про тебя.
Стюарт надел темные очки, и на закате они полыхнули огненными кругами. Он взял мою руку в свои и сказал:
– Хочу поцеловать тебя в щеку в благодарность за приятное свидание.
Свидание. Свидание! Я согласно кивнула.
Стюарт вновь нагнулся, прижался губами к моей щеке, прямо возле моих губ – секунда, две, три! – и отстранился.
И вот вам еще сюрприз! Возвращаюсь домой – пищит телефон, письмо от миссис Таунсенд:
Сэмми!
Я услышала о твоем поражении. Мне так жаль! Держись, дружок! Надеюсь, ты здорова и хорошо отдохнула. Еще хочу предупредить: не вдаваясь в подробности, я рассказала учителям о том, что у тебя есть уважительные причины, и попросила все вопросы решать со мной напрямую.
Знаю, ты сейчас очень загружена, и хочу напомнить тебе о заданиях, которые ты могла пропустить за неделю перед чемпионатом:
Химия:
• Главы 14–15 – повторить;
• Глава 16 – повторить;
• Главы 14–16 – подготовиться к тесту.
Керамика:
• Сделать глазурованный горшок.
Учебный год заканчивается, скоро выпускные экзамены – скажи, чем я могу тебе помочь. НЕ ТОРОПИСЬ.
И заходи меня проведать. Я по тебе соскучилась.
Миссис Т.
Как я умудрилась не сдать задания вовремя? Они были записаны у меня в календаре – здесь же, на компьютере, на рабочем столе, вместе с этим документом. Зеленым отмечена биология, синим – литература, оранжевым – европейская история, коричневым – керамика, желтым – химия. У меня под носом! Я смотрю на них так пристально, что плавится сетчатка!
Что за бред! Мне это совсем не по душе.
Я проверила все цвета в календаре, до конца учебного года – а осталось всего несколько недель, – и переписала все задания и предстоящие экзамены дважды, на компьютер и в ежедневник.
Когда я закончила работу, мне бросился в глаза еще один цвет, ярко-малиновый, по часу в день всю неделю перед выпускным. А в день выпуска он занимает весь календарь.
И означает: «Прощальное слово».
Мне сразу вспоминаются приглушенные голоса родителей («Хорошо!»), и я думаю, далеко ли я продвинулась вперед, на сколько шагов приблизилась к цели – убедить их. Неужели я в самом деле кого-то обманываю? Вспоминаю, как я щурилась от слепящего света, пробуждаясь из тьмы в «Шератоне», и строгий взгляд Мэдди, и страх, ранящий душу до слез.
Я все могу испортить в один миг, и тогда прощай, Нью-Йорк, прощай, университет!
Черт!
Большая перемена; сижу в уголке студии керамики и вместо обеда мну глину, потея от усердия. Рядом со мной на табуретке – раскрытая тетрадь по химии. Каждые пару секунд отвлекаюсь, записываю ответы – и снова берусь за этот чертов горшок; сейчас он больше напоминает не горшок, а его брата-пьянчужку – кривобокий, добродушный и совершенно бесполезный, точь-в-точь как дядя Тим, папин двоюродный брат, который на каждом семейном сборище спрашивает меня: «Ну когда же ты пустишь мозги в дело – пойдешь на телевикторину и выиграешь мне деньжат?» Причина номер 5666, по которой надо бережно обращаться с мозгом и бежать отсюда без оглядки.
В помещение зашел Куп, закрыл за собой дверь и достал из заднего кармана пачку сигарет.
– Сэмми!
