Книга Лебединая песня ГКЧП - Леонид Кравченко

Времени для вечернего показа конференции запланировали не менее двух часов ежедневно.

Вся технология подготовки «Дневника партконференции» (так назывались репортажи) строилась очень необычно. Григорий Шевелев, руководивший службой информации, организовал оперативное стенографирование всех выступлений и с курьером срочно, по мере готовности стенографических фрагментов, пересылал их мне.

В моем кабинете шла в «живом варианте» трансляция заседаний. Но давать это в таком же варианте на всю страну было бы немыслимо. Поэтому избрали форму дневника. Пришлось взять на себя смелость отбирать наиболее интересные острые моменты дискуссии, которые потом смотрела вся страна и сами делегаты конференции. Тем более что согласовывать было не с кем. Все руководство — в зале на заседаниях.

Может быть, тогда впервые родилась необычная технология подготовки к показу крупных событий, таких, как съезды партии, сессии Верховного Совета СССР, поездки и переговоры Горбачева с зарубежными лидерами и т. п.

Мне приносили стенограммы, а я срочно цветными карандашами отмечал те фрагменты выступлений, которые должны быть в синхронном варианте, «в голосе» показаны затем по телевидению. Работа, признаюсь, не только ответственная, но и опасная по своим последствиям, поскольку выступавшие делегаты, посмотрев себя в эфире, могли придираться: мол, не то выбрали, не самые важные мысли донесли до телезрителей.

Я рискнул использовать и другой прием. Дневник строился не по принципу отчета с соблюдением очередности выступлений. Делалось иначе, как в фильме, когда с помощью монтажа в тематические блоки собирали высказывания делегатов, которые остро дискутировали друг с другом. Вот эти прямые противостояния и находили отражение в телевизионных вечерних показах, что придало драматургию самой конференции. Ведь отбирались самые смелые, острые высказывания.

День шел за днем, замечаний к показу по телевидению партконференции не было, наоборот — хвалили. Но все ждал, что Ельцин все-таки прорвется на трибуну. И, скорее всего, это произойдет в последний день. Уверен, что это прогнозировал и Горбачев. Это прогнозировал и Лигачев— главный организатор прений и порядка проведения конференции.

Не составляло секрета, что Ельцин находился под колпаком КГБ. Конечно, при желании можно было элементарно избежать появления на трибуне Ельцина — затянуть список выступающих, а потом ближе к концу заседания «подвести черту» под прениями.

И вот в который уже раз Горбачев начинает играть с Ельциным в кошки-мышки. Он не дает запретительных сигналов. А тем временем в какой-то момент Борис Николаевич спускается в партер и, подняв в руке мандат, устремляется к трибуне и требует слова.

Еще предыдущий оратор не закончил речь, а в зале раздался зычный голос: «Я требую дать слово для выступления. Иначе ставьте вопрос на голосование всей конференции».

Ясное дело, Горбачев понимал, что конференция из любопытства поддержит Ельцина. К тому же гласность и демократию пока никто не отменял…

Ельцин встал перед трибуной, но к нему спустился помощник Горбачева Валерий Болдин и попросил присесть на первом ряду. Прения тем временем продолжались, и, наконец, слово получил Ельцин.

В порядке отступления скажу, что все эти моменты мы показали в вечернем телеэфире.

И вот Ельцин на трибуне. Он уверен в себе. По тональности речь — прокурорская, обличительная. Он заявляет, что аппарат ЦК не перестроился, партия отрывается от народа. Выборы руководителей, в том числе секретарей ЦК и Генерального секретаря, должны быть всеобщими, прямыми и тайными, с четким ограничением возраста — до 65 лет. Причем с уходом Генерального секретаря должно уходить и все Политбюро. Он потребовал в разы сократить партаппарат, ликвидировать отраслевые отделы ЦК.

По традиции прозвучали обвинения в коррупции, излишних привилегиях большевистской верхушки и т. д.

Трудно было не согласиться с некоторыми из его заявлений, потому часть зала горячо аплодировала.

В перерыве только и велась речь о Ельцине, его обвинениях. Некоторые делегаты жали ему руки, благодарили за смелость.

Но после перерыва маховик конференции стремительно раскрутился в обратную сторону. Делегаты, не выбирая подходящих слов, клеймили его позором.

Частично эти гневные речи нашли, естественно, отображение в нашем телеэфире. В том числе и выступление Егора Лигачева. Он тогда воскликнул: «Борис, ты не прав!».

Монтаж этих выступлений требовал ювелирной работы. И я рискнул дать в показе выступления Ельцина и Лигачева рядом, и благодаря этому возник диалог со словами «Борис, ты не прав!». Впоследствии, благодаря телевидению, фраза «Борис, ты не прав!» стала крылатой.

Но самое любопытное, что уже после первых дней конференции некоторые иностранные телекомпании обратились к нам с просьбой продать им, как они называли, «этот телефильм» для зарубежного показа. Признаюсь, для нас было очень лестно, что наши теледневники за их высокое качество с использованием необычного монтажа, придавшего драматургию показу, получили признание как фильм. Этот метод мы затем успешно применяли при освещении работы очередного съезда партии.

Глава XIII

НЕОЖИДАННОЕ НАЗНАЧЕНИЕ —
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР ТАСС

Будучи в Гостелерадио СССР на посту руководителя телевидения, я полностью отдавался любимому делу. Работать приходилось по 14–16 часов. Если о чем-то и мечтал, так только о том, чтобы наконец-то хорошенько выспаться. Но это были только мечты.

Помнится, в конце 1988 года телевидение работало в очень напряженном режиме — освещалась поездка Михаила Сергеевича Горбачева в США и его встречи с президентом Рональдом Рейганом. Там же находились наши ведущие политические деятели — Александр Николаевич Яковлев, Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, тогдашний министр иностранных дел, многие политики, ученые, деятели культуры, журналисты. В Соединенные Штаты от телевидения была направлена большая бригада творческих и технических работников, которой были поручены подготовка репортажей, съемки интервью, прямые трансляции, передача материалов по каналам спутниковой связи. Я с утра до позднего вечера все эти дни проводил в Останкине, координируя работу по выдаче информации в эфир.

В один из дней, примерно в 18 часов, когда полным ходом шла подготовка к эфиру программы «Время» и все наши мысли были заняты тем, как лучше расположить, скомпоновать полученные из США телематериалы, из Вашингтона позвонил заместитель председателя Гостелерадио Генрих Юшкявичюс, направленный в Америку руководителем группы технического обеспечения освещения визита. Он спросил о настроении, о погоде в Москве, о том, как проходит освещение визита здесь, у нас. И поинтересовался, хорошо ли я сплю, не мучают ли меня кошмары и так далее. Еще не понимая, к чему он клонит, я на полном серье-зе, помнится, сказал, что спится хорошо, потому что спать приходится мало, и по той же причине не успевают сниться сны, а тем более мучить кошмары. «Так вот, — сказал он, — у нас тут в Штатах есть точные сведения, что ты назначен генеральным директором ТАСС». Я расхохотался: большего кошмара никто и придумать не мог. «Наверное, — говорю, — ты хорошо провел время накануне. Я об этом ничего не слышал. Даже слухов не было». — «Знаю достоверно, — уже совершенно серьезно сказал Юшкявичюс, — мне Александр Николаевич Яковлев сказал. Он поддерживает это предложение. Горбачев якобы дал согласие на твое назначение еще до отъезда из Москвы. Так что поздравляю!» А спустя полтора часа звонок от Вадима Медведева, который тогда был членом Политбюро, секретарем ЦК КПСС по идеологии. Он спросил, чем я занят и не могу ли подъехать. Естественно, я согласился и вскоре приехал на Старую площадь. Поначалу возник шутливый разговор.