Книга Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945 - Фридо фон Зенгер

Но если кто-то все-таки заблуждался, предполагая, что усиленному 17-й дивизией корпусу удастся пробиться на соединение с окруженной армией, то оставался вопрос: каким образом голодная и не очень мобильная 6-я армия могла быть выведена через узкий коридор шириной сто километров, подвергаясь при этом жесточайшим атакам. Было ясно, что сил для защиты ее растянутых флангов не хватало. Трудности такой обороны уже прозвучали при оценке предыдущих действий 17-й танковой дивизии, когда для защиты находящегося под угрозой левого фланга ей пришлось придать три батальона.

Окончательное решение командира 57-го танкового корпуса состояло в том, чтобы разместить 17-ю танковую дивизию позади 6-й танковой дивизии (которая занимала небольшой и уязвимый со всех сторон плацдарм), а затем в качестве ударной силы направить последнюю в наступление на очень узком участке фронта навстречу 6-й армии. Я лично был свидетелем того, что произошло на направлении главного удара, и убежден, что на этом этапе 6-я армия уже не могла пойти на прорыв и соединение с 4-й танковой армией, потому что горючего у них было всего на 30 километров.

Более того, 4-я армия теряла свою боевую мощь с каждым днем. К ночи 10 декабря батальоны 17-й танковой дивизии уже три дня и три ночи вели ожесточенные бои на морозе ниже пятнадцати градусов, и только в ту ночь потеряли 275 человек убитыми, что равняется боевому составу одного батальона. Можно было подсчитать, сколько еще дней и ночей продержатся эти две дивизии при таких темпах потерь. Это еще раз показало, насколько ошибочным было игнорировать при оценке обстановки истощенность личного состава. Только тот, кто видел выражение лиц наших солдат, безразличное от усталости, – даже в тех частях, где моральный дух был достаточно высок, – мог оценить потерю их боеспособности и физических сил.

Решение о прекращении операции по спасению было навязано – как это всегда бывает на войне – победившей стороной. Недели пробивались 17-я и 23-я танковые дивизии обратно восточнее Дона, постоянно под угрозой разгрома или окружения, тогда как 6-я армия осталась брошенной на произвол судьбы.

Мое мнение об обстановке, которое я привожу здесь, разделяли тогда многие офицеры. Чего мы не могли в то время осознать в полной мере, так это того, что Сталинградская битва оказалась одной из нескольких решающих битв Второй мировой войны. И не только потому, что была отмечена потерей целой армии при самых удручающих обстоятельствах, но и потому, что она явилась кульминационным моментом, после которого державам «Оси» были навязаны оборонительные действия. Военный потенциал союзников явно доказал свое превосходство.

Тем не менее, на этом поворотном пункте война не завершилась, а растянулась на годы. Среди прочего, это показывает, насколько мощными стали средства обороны благодаря мобильности моторизованных армий и их оснащению броней, которая способна не дать противнику использовать танковые прорывы в полной мере. Однако это не значит, что побежденная сторона, потерявшая инициативу, имеет хоть какой-то шанс изменить исход войны. После такой битвы, как Сталинградская, настало время, когда стратегию должны были определять политики, при условии, что они хотят положить конец войне. Задним числом высказывалось предположение, что гибель 6-й армии обеспечила отвод с Кавказа 1-й танковой армии. Действительно, длительное сопротивление 6-й армии явилось одним из факторов, благодаря которому стало возможным соединение 4-й и 1-й танковых армий. Но это слабое утешение – потерять одну армию, чтобы спасти другую!

Чтобы закончить войну, необходимо иметь жизнеспособное правительство, а не такое, которое уже решило в случае поражения самоустраниться, иными словами – остаться политически пассивным, и которое отрицает принцип Клаузевица[17] о подчинении военных мнению политиков.

ОПЫТ КОМАНДОВАНИЯ – I

Из тех дней боев, которые были описаны выше, 17, 18 и 19 декабря имели некоторые особенности, которые в то время стали типичными для многих танковых дивизий: командир дивизии лично вел передовые силы мощной и мобильной штурмовой группы. Такой прием базировался на следующих принципах:

1. Управление операцией в момент нанесения главного удара непосредственно командиром дивизии, который использует свой боевой опыт и применяет личную власть.

2. Тесное боевое взаимодействие между тремя основными родами войск (танками, пехотой, артиллерией) под его руководством.

3. Разделение обязанностей между командиром дивизии, находящимся вместе с передовыми ударными частями, и начальником оперативного отдела штаба, который постоянно находится на полевом командном пункте.

Практика «тактического контроля с передовой позиции» была унаследована от кавалерии и продолжена в чтивших традиции германских танковых дивизиях. Однако условия тем временем коренным образом изменились. Во время наступления в Польше, во Франции и в меньшей степени в России в 1941-1942 годах танковые дивизии были настолько укомплектованы танками, что кульминация сражения целиком зависела от этого вида вооружения. Поскольку эти танковые эскадроны запускались в бой на манер атаки старой кавалерии – с целью глубоко вклиниться в оборонительную систему противника, невзирая на огонь его артиллерии, – командир дивизии мог надеяться, что сохранит управление своими постоянно перемещающимися частями, если сам двигался с одной из танковых волн и отдавал приказы по радио. Это был прием, применявшийся на начальных стадиях любой кампании, когда противник был либо застигнут врасплох, либо безнадежно слаб, либо нерешителен в обороне.

Однако с тех пор сам по себе характер войны навязал изменения как в форме атаки, так и в организации дивизии. В решающих сражениях уже не могло быть и речи о встрече со слабым противником, равно как не могло сохраняться длительное время равновесие между двумя противоборствующими сторонами. Танки не сталкивались более со слабыми оборонительными позициями, а встречали противодействие зачастую мощных бронетанковых сил. На фронтах уже невозможно было совершать там и сям прорывы на глубину в сотни километров, и бывшая царица полей сражений – пехота – демонстрировала свою ценность в жестоком целенаправленном бою. И все-таки пехота не могла действовать изолированно. Как и прежде, ей требовалась артиллерия, а теперь еще и танки, если ей надо было противостоять противнику в наступлении и в обороне. Моторизация и тесная привязка к танкам сделали пехоту такой же, если не более, мобильной, как танки. Поэтому для боя стали характерными быстрые изменения и постоянно меняющаяся обстановка. По-прежнему нужна была артиллерия. Оснащенная тягачами и самоходными установками, она должна была быть такой же мобильной, как танки и пехота.

На этом этапе войны германское Высшее командование сухопутных войск извлекло выгоду из нехватки материальных средств. Оно оставило танковые дивизии, подобные моей 17-й, в том состоянии, о котором я говорил выше, не делая попыток сделать их вновь боеспособными. Такие ослабленные дивизии соответствовали оперативным требованиям на текущий момент. Большей частью они находились там, где это было необходимо, вместо того чтобы использовать новые материальные средства для восполнения потерь тех дивизий, которые участвовали в боевых действиях. Танковые части действовали на всех участках фронта, но уже более нигде в массовом количестве, которое необходимо было на начальном этапе вторжения.