Книга Подонок - Гера Фотич

Солянка продолжала остывать.

«Хотелось бы поесть ее горячей, — подумал я, — пока она не стала застывать жиром на губах».

В этот момент я увидел нашего официанта выходящего из подсобки. Видимо у него была иная цель, но встретившись со мною взглядом, он сделал вид, что ударил себя ладонью по лбу и вернулся обратно. Через секунду он уже торжественно направился ко мне с ложкой, завернутой в белую бумажную салфетку.

— Извините-с, забыл! — сказал он, кладя ее передо мной и собираясь уйти.

Радуясь, что наконец-то смогу отведать первого блюда, я вдруг с ужасом осознал, что нет самого главного! Успел снова его остановить:

— А хлеб-то у вас есть?

— Ну да, — сказал он, — но вы же не заказывали!

— А что в вашем ресторане хлеб нужно заказывать?

— У нас нужно и можно заказывать все! — он почтительно склонился и затем, мотнув головой закидывая чуб, направился от стола.

— Черный, пожалуйста, — успел я крикнуть ему вдогонку.

Марго улыбалась. Она глядела на меня и ждала смогу ли я себя перебороть и попробовать солянку без хлеба. Сдержаться я не смог.

Когда я голоден, то могу проглотить все что угодно. Правда, к моему приходу в квартире практически ничего не остается, и мне приходится готовить снова. Соседки, словно лазучие тараканы, уничтожают все съестное, так что я всегда предварительно захожу в магазин.

Солянка оказалась неплохой. Но отхлебнув пару ложек, я все же решил не лишать себя удовольствия присоединить к ее вкусу кисловатость ржаного хлеба.

Марго продолжала молчать. Она подперла кулаком подбородок и рассматривала посетителей. Меня радовало, что она не пристает ко мне с расспросами и не докучает женскими проблемами. Я подумал, что она относится к тому типу женщин, с которыми можно молчать. Сначала мне так не казалось.

В этот момент Марго принесли суши. На деревянной подставочке несколько аккуратно лежащих бугорков, которые показались мне похожими на личинки с разноцветными выгнутыми спинками.

— Я люблю запеченные, — сказала она, уловив мой любопытный взгляд.

Марго заполнила соевым соусом белый фигурный подсоусник и взяла упаковку с деревянными палочками. Сняв бумагу, легко разъединила палочки и вложила их в правую руку. Этим инструментом, как мне показалось, она владела не хуже японки.

Увидев мой удивленный взгляд, она рассмеялась:

— Это первое, чему меня научил Питер! Однажды, когда я еще училась в школе и жила в деревне, по телевизору увидела, как палочками едят суши. И решила непременно поехать в Санкт-Петербург поступать в институт.

— Ну и как, поступила?

— Нет. Провалилась на экзаменах. Зато у меня было предостаточно времени, чтобы научиться манипулировать этими палочками.

Я не выдержал и отхлебнул еще пару ложек солянки.

— Кто же тебя кормил? — спросил я.

— Первое время танцевала стриптиз в Конюшенном дворе.

— А ты умеешь? — откровенно удивился я, тут же подумав, что спросил совершеннейшую глупость. Ее ответ совпал с моим предположением.

— Все женщины умеют! — сказала она без нотки сомнения в голосе, и снова улыбнулась, — Когда кушать хотят.

Я усмехнулся.

Кто-то скажет про меня, что я импотент или извращенец — оправдываться не собираюсь. Меня не возбуждает стриптиз. Может, я не видел настоящего, но другого у нас в городе нет, и поначалу я неоднократно пытался насладиться этим искусством. Через некоторое время стал относиться к этому критически.

Вместо «эротической, сексуальной красоты женского тела» в наших клубах я вижу кривляющихся девчонок. Заученные движения и поглаживания оставляют равнодушными, в первую очередь, ее саму. Складывается впечатление, что ей уже давно надоело себя гладить, но так требует начальство.

Она даже не ощущает собственных поглаживаний — я вижу это по ее мимике. Она заводит глаза, когда рука уже перестает ласкать тело и хватается за шест. Облизывает губы, когда переворачивается. Она очень хорошо выучила все жесты и манипуляции со своими конечностями, но все перемешалось у нее в голове от усталости и окружающего скотства.

Скорее всего, ее кривляние даже унижает меня. Потому что она думает, будто бы меня уже пробил пот, и я не знаю, как унять свое волнение, а в штанах у меня надулся огромный пузырь.

Что бы с ней стало, если бы все глядящие на нее мужчины сняли штаны и показали свои висящие хвостики?

Конечно, она обозвала бы всех импотентами и пьяницами. Но большинство мужиков, в отличие от меня, машут ей руками, подмигивают, пытаются засунуть под трусики денежку. Быть может, им кажется, что они выглядят очень привлекательными и заводными, что их возбуждает эта механическая кукла?

Одно время я даже пытался включиться в этот спектакль и курил сигару не в затяг, оценивающе глядя на сцену. Но дальше ощущения расслабленности мои потуги не шли.

Девушка принимала подношения ценителей стриптиза, но спускаясь со сцены, шла ко мне, а не к ним. Наклонялась надо мной и брала у меня из руки сигару. Аккуратно клала ее на пепельницу, чтобы не стряхнуть пепел — это она умела. Что же она знала еще?

Мужчины смотрели на меня и думали, что я заказал себе ее танец. Но это не так. Трогать ее нельзя — я это помнил. Но меня не заводила ее нагота даже на расстоянии двух сантиметров.

Скользящие по мне ее холодные расчетливые руки напоминали руки профессионального карманника. Словно щупальца осьминога, они обвивали меня, но не давали прикоснуться к телу, подставляя холодные присоски.

Меня гораздо сильнее возбуждала девушка, сидящая в дальнем конце зала, отгороженная полумраком колонн от лучей прожекторов. В темном затянутом под горло платье она стояла неподвижно, как тень, глядя на беснующихся перед сценой мужчин.

Я чувствовал, как она горяча, словно мог потрогать прилегающее к ее телу нижнее белье и почувствовать дрожь в ее теле. Она видела, как меня пытались вовлечь в плотскую игру, и ради нее я был готов закатить глаза и волнующе дернуться всем телом, словно в предчувствии оргазма. Увидеть, как она словно эхо повторит мое движение, а затем, заразившись, еще и еще…

…Принесли салат.

Я недоуменно посмотрел на нашего официанта. Он ответил мне, тем же, немного наклонившись. Я, словно в кривом зеркале, увидел отражение собственного недовольства.

— Хлеб-то где? — спросил я, начиная раздражаться.

— Черного нет, — спокойно ответил он, ставя на стол тарелку.

— Ну, так давайте белый, — с негодованием произнес я, проглатывая очередную порцию выделившейся слюны.

Меня трудно вывести из себя, но в данной ситуации я начинал чувствовать, что терпения осталось немного. Во что выльется мое раздражение, никто предугадать не мог.