Книга Флот вторжения - Гарри Тертлдав

— А что с остальными? — спросил майор.

— Не знаю.

Дитера Шмидта они обнаружили через несколько минут. Клаус Бауэр, башенный стрелок, исчез.

— Мы выбрались оба, — сообщил Шмидт. — Не знаю, что произошло с ним потом.

— Счастье, что мы не взлетели на воздух, когда нас подбили, — сказал Егер.

— Да, герр майор, нам чертовски повезло! — усмехнулся Шмидт. — Тем более у нас кончалось горючее. Его оставалось километра на два, не больше.

— А-а, — сказал Егер.

Он задумался. Только что они провели самый удачный бой против ящеров, а что в результате? Окончательное уничтожение его танковой роты. И сколько еще боев выдержит вермахт, пока больше не останется никакого вермахта?

Впрочем, бой еще не закончился. Пехота ящеров продолжала наступать вместе с танками. В кобуре у Егера лежал пистолет, из которого он не стрелял вот уже несколько месяцев. Шульц и Шмидт сжимали свои «шмайссеры».

— Что теперь, герр майор? — спросил Шульц.

— Будем выходить из окружения, — ответил Егер. — Если сумеем.

* * *

Мойше Русси поднял Священное Писание и громким голосом стал читать:

— «Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ громким голосом; и обрушилась стена города до своего основания, и народ пошел в город…»[18]

Толпа евреев позади него разразилась приветственными криками. Жена Мойше Ривка, стоявшая рядом, с восторгом глядела на мужа нежными карими глазами, такими огромными на худом лице.

— Что теперь, реббе Мойше? — спросил кто-то из толпы.

— Я не реббе, — возразил Русси, потупив глаза.

— Не реббе?! — одновременно воскликнули несколько недоверчивых голосов. Один из них добавил:

— Кто, как не ты, просил Господа о знамении и получил ответ?

Весть об этом успела обежать гетто еще до того, как на небе потускнел тот чудесный свет. Каждая весть, несущая в себе надежду, распространялась быстрее тифа. Имея лишь надежду на дальнейшую жизнь, евреи превратили нынешний день в празднование.

— Да, он не раввин, — сказала какая-то женщина. — Он — пророк. Подобно Иисусу Навину, чью книгу читает, он заставил стены пасть.

Евреи вновь ликующе закричали. Русси чувствовал, как начинают пылать уши. Не он обрушил стены гетто, а бомбы, которые с пронзительным воем полетели с небес. Это были бомбы ящеров.

Единственные сведения об этих существах доходили до гетто в виде противоречивых сообщений на коротких волнах. Но из слухов, достигавших Русси, он знал, что ящеры бомбят укрепления по всему миру. Однако нигде их взрывы не принесли больше пользы, чем в Варшаве.

Интересно, думали ли ящеры, что у нацистов есть враги, которых они держат в осаде в самом сердце города? Какими бы ни были у ящеров основания, инопланетяне атаковали стены гетто менее чем через неделю после своего появления.

Русси вспомнил, как немецкие бомбардировщики сбрасывали свой нескончаемый смертоносный груз на Варшаву — почти наугад (правда, особое внимание они все же уделяли еврейским кварталам). Налет ящеров был совсем другим. Несмотря на то что он происходил ночью, бомбы ударили по стене, и только по ней. Ощущение было такое, словно они направлялись рукой Всемогущего.

— А помнишь, как мы дрожали под одеялом, когда начались взрывы? — с улыбкой спросила Ривка.

— Такое не забудешь, — ответил Русси.

Взрывы бомб напомнили каждому, что в мире существуют более эффективные способы умерщвления, нежели голод и болезни.

Бомбы или нет, но если бы тогда он вовремя не оказался у своей швейной машины, то лишился бы работы. Мойше знал об этом и спешил попасть на фабрику к установленному времени. Казалось, что в то утро улицы заполнялись людьми с поразительной скоростью. Люди двигались как обычно: никто из имеющих работу не рискнул бы ее потерять, а тот, у кого работы не было, не упускал шанса ее найти. Но каждый выкраивал несколько секунд, чтобы остановиться и поглазеть на проломы, образовавшиеся в стене, что отделяла гетто от остальной части Варшавы.

Сейчас Русси стоял напротив одной из таких дыр — трехметрового пролома. По-прежнему держа перед собой Священное Писание, он шагнул через пролом и вышел из гетто.

Обернувшись, Мойше сказал:

— Как стены Иерихона не смогли некогда удержать евреев, так и стены Варшавского гетто не удержат нас теперь. Господь освободил нас!

Толпа евреев снова радостно загалдела. Среди криков он слышал:

— Реббе Мойше! Реббе Мойше!

И чем дольше он слышал эти слова, тем приятнее звучали они в его ушах. В конце концов. Бог уже подал ему знак.

Кто-то в толпе все же засомневался:

— Возможно, Господь и освободил нас, но потрудился ли Он сообщить об этом нацистам?

Этого было достаточно, чтобы все встревожено оглянулись на говорившего, в том числе и Мойше. Ведь кроме стен оставались еще пулеметные вышки на прилегающих улицах.

Похоже, одной мысли о немцах хватило, чтобы вызвать их, словно духов. Двое уже стояли перед Русси. Толпа позади Мойше резко начала таять.

— Мойше, возвращайся обратно! — нерешительно позвала жена.

Слишком поздно. Один из немцев — судя по остроконечной фуражке, офицер — сделал жест в сторону Мойше.

— А ну-ка, еврей, подойди сюда! — сказал он тоном, не допускающим возражений.

Его спутник, рядовой, был вооружен винтовкой. Русси снял перед офицером шляпу и с облегчением понял, что это армейский офицер, а не эсэсовец. Некоторые из таких людей были порядочными. И все же не выказать требуемого нацистами уважения было слишком опасно. Если бы Мойше шел по тротуару, он бы перешел на проезжую часть. Сейчас же он поклонился и сказал:

— Да, господин офицер. Чем могу быть полезен, господин офицер?

Мойше разговаривал на чистом немецком языке, который изучал на медицинском факультете. Он и здесь решил не рисковать и не злить немца, заставляя его говорить по-польски или на идиш.

— И что ты обо всем этом думаешь? — Офицер махнул рукой в сторону пролома стены.

Русси увидел по погонам, что перед ним майор: погоны были с вышивкой, но без звездочек.

Некоторое время Русси молчал, оценивая тон вопроса. Как и любая другая нация, немцы делились на тех, кто хочет слышать лишь подтверждение собственных мыслей, и на тех, кто спрашивает в надежде узнать что-то, чего еще не знает. И как везде, первый тип немцев значительно преобладал над вторым. Безопаснее всего было отделаться общей фразой, произнесенной вежливым тоном.

Да, безопаснее, но Мойше вдруг понял, что не может больше выносить такую рабскую форму безопасности — ни с этим немцем, задающим вопрос еврею и задающим так, словно ответ имеет для него какое-либо значение, ни с кем-либо другим. Мойше поднял Библию, которую держал в руках: