Книга Мир в 2050 году - Дэниел Франклин

А как же китайцы? Северокитайский, или мандаринский, диалект – один из множества порой непонятных даже самим жителям этой страны «китайских языков» – набирает обороты в КНР при серьезной официальной поддержке. Спорадически, правда, возникают протесты в пользу кантонского диалекта, одной из самых значимых альтернатив мандаринскому диалекту. Однако мандаринский диалект не является языком широкого общения в современном мире, и маловероятно, что в ближайшие десятилетия он станет одним из таковых, несмотря на экономический рост Китая. Язык просто не используется представителями различных групп общения, за исключением немногих людей в мире, которые имеют непосредственные деловые отношения с китайскими партнерами. В значительной степени это происходит потому, что изучение его иероглифической письменности связано с трудоемким запоминанием. Для того чтобы получить базовые знания китайского языка, нужно выучить 3–4 тыс. иероглифов, а для продвинутого чтения и письма – еще больше. Это требует многих лет обучения у самих китайцев, и немногие взрослые иностранцы способны овладеть этой системой до такой степени, чтобы публиковать на этом языке что-то вроде научной работы.

Говорите ли вы на компьютерном языке?

Доминированию английского языка угрожает всего одна вещь, и это не Китай. Еще в начале 1950-х гг. программисты начали всерьез пытаться переводить естественный человеческий язык на язык компьютера. Даже в первые годы XXI в. результаты оставались неутешительными. Тем не менее сегодняшние «ботаники» используют иной подход. Вместо того чтобы заставить компьютер анализировать (и тем самым «понимать») язык, а затем переводить с него, программисты собирают огромные тексты, уже переведенные людьми, и дают компьютерам рассчитать, используя «грубую силу» статистики, что и как переводится. Таков, например, подход программы Google Translate, которая выдает сегодня куда лучшие результаты, чем самая лучшая «умная» программа десять лет назад.

Николас Остлер, ученый, исследующий взлеты и падения языков, утверждает, что английский язык станет «последним lingua franca[16]». Технология перевода улучшается, и изучение иностранных языков станет устаревшим навыком, вроде каллиграфического письма. Тем не менее перевод письменного текста и разговорного языка – это совершенно разные вещи. Остлер делает большую ставку на то, что компьютеры не смогут понять и ретранслировать такие вещи, как паузы, идиоматическая мешанина, столь свойственные речи большинства людей, не говоря уже о том, чтобы переводить ее точно и быстро. На решение этих вопросов может уйти куда больше времени, чем четыре десятилетия, даже если учесть, насколько мы продвинулись вперед за последние четыре года.

Но что же произойдет с 7 тыс. языков мира в отсутствие универсального переводческого устройства? Как ни печально, но, по мнению большинства лингвистов, примерно половина из них умрет вместе с последними разговаривающими на них людьми в течение следующих 100 лет. И большинство из них не «падет жертвой» английского (хотя это неминуемо произойдет в местах вроде Северной Австралии). Горячие точки, где вымрут языки, включают в себя Амазонию и Индонезию. И «убийцами» там будут португальский, испанский и индонезийский языки (бахаса), каждый из которых вырастет в размерах, поскольку государства, где они используются, становятся все более и более интегрированными.

Китай останется верным своему иероглифическому письму по ряду культурно-исторических причин и вряд ли перейдет на латинский алфавит. Этот фактор наложит естественные ограничения на рост китайского языка. Язык, несомненно, станет более популярным, но никак не сможет соперничать с английским, а уж тем более заменить его. Более интересен вопрос, смогут ли китайцы достаточно быстро выучить английский, что повысит экономический рост Китая. Несмотря на сногсшибательное число китайцев, изучающих английский язык (около 300 млн человек), качество обучения ему в стране остается низким и немногие китайцы по-настоящему овладевают им.

Таким образом, носители языков мира сгруппируются вокруг наиболее популярных из них. Английский язык останется на верхней строчке, за ним на вторых местах расположатся китайский, испанский, португальский и тому подобные языки. Хинди вырастет вместе с населением Индии, но он не станет lingua franca даже в самой Индии. Дравидийские племена на юге страны часто отвергают хинди, а элита предпочитает английский. Сфера влияния русского языка отступила вместе с распадом Советского Союза; Центральная Азия и Кавказ медленно приходят к преподаванию английского языка как иностранного, латинизируют свою письменность. Арабский язык останется фрагментированным; миллионы людей, живущих в арабских странах, имеют одни и те же литературные письменные стандарты, но говорят на разнообразных диалектах, зачастую не понимая друг друга, и при этом ни один орган или государство не имеет легитимного права стандартизировать их язык. Ряд региональных языков, например каталонский и валлийский, продолжат жить в «полусвете» (на них будут говорить националисты, поддерживаемые местными властями), но всегда найдут место в тени своих более крупных языков-соседей.

В общем, языки копируют искусство. Хотя глобализация, технологии могут теоретически предоставить аудиторию кому угодно, но на самом деле ее получат не все. Те, кто медленно движется и не меняется, покинут сцену. Влиятельные и богатые, будь то медиакомпании и целые страны, найдут способы использовать новые технологии для сохранения своего влияния. Их восхождение на вершину оказалось нелегким, но и по-быстрому столкнуть их оттуда не получится.

Часть 2

Дела небесные и земные

Глава 6

Хотите верьте, хотите нет
Энтони Готтлиб

К 2050 г. в мире станет больше верующих, однако со временем доминировать на Земле будет светское общество.

Пожалуй, единственное, что в период до 2050 г. серьезно могло бы повлиять на религии в мире, так это приход мессии. Но если исключить возможность возвращения Иисуса, прихода Махди (для мусульман) или Мошиаха (для иудеев), можно предположить, что основные модели нынешних религиозных систем сохранятся и в будущем. Это связано с тем, что религиозность чаще всего наследуется от родителей – в нормальной семье дети хотя бы в некоторой степени разделят их религиозные взгляды. Так что значительные изменения на карте религий мира если и произойдут, то лишь через несколько поколений.

Давайте предположим, что за период до 2050 г. не случится никаких масштабных природных катаклизмов и Царство Божие еще далеко. Даже с этими допущениями довольно трудно прогнозировать тенденции развития духовной жизни – с точки зрения религии зачастую сложно понять, что представляет собой настоящее, не говоря уже о будущем. Данные о вере (особенно основанные на опросах и интервью) достаточно ненадежны, потому что люди могут давать расплывчатые, путаные и неискренние ответы. Для кого-то Бог – существо, отвечающее на молитвы и судящее души, а для кого-то – туманная обезличенная сила. Именно поэтому, даже когда мы знаем, какая пропорция населения говорит, что верит в Бога, объективной информацией мы не располагаем. Люди могут преувеличивать или преуменьшать степень своей религиозности, желая получить социальное одобрение или избежать критики. Когда речь заходит о вере в нечто сверхъестественное, люди часто воспринимают опросы как игру и говорят первое, что приходит им в голову.