Книга Хрустальная удача - Питер Марвел

Обладавший живым воображением отец Дамиан прервал чтение и попытался представить, какой эффект создавал висящий в полутьме языческого капища череп со сверкающими глазницами, двигающий челюстью и изрекающей повеления идолов. Тем более когда в нем можно видеть любые вожделенные вещи, как существующие наяву, так и в виде плодов собственной фантазии!

«Я сам наблюдал впечатление, которое производит этот череп из кварца на чувствительных и слабонервных людей, — говорилось дальше в письме отца Томмазо. — У одних учащается пульс, другие испытывают жажду или ощущают различные запахи, пугаются неведомо чего и хотят убежать, впадают в тоску и уныние либо, напротив, вкушают миг блаженства, некоторые засыпают, иные начинают говорить на неизвестных языках или даже падают в обморок и на какое-то время теряют память, а кто-то, напротив, успокаивается. Долгое созерцание сего крания вводит человека в особое состояние, заставляя его видеть видения, обонять, осязать и слышать то, чего нет. Так или иначе все, кому довелось побыть возле чудесного крания сколько-нибудь продолжительное время, ощущали исходящую из него сверхъестественную притягательную силу и бывали поражены светящейся аурой, образующейся вокруг, как только череп оставался наедине с наблюдателем.

Немудрено, что туземные жрецы, умело пользуясь всем этим, прослыли всемогущими, — но дело тут не только в обмане зрения, ибо мне известна лишь малая толика того, на что способен хрустальный краний. Он не только наводит морок — он действительно обладает чудесной дьявольской силой, которую мне удалось испытать на самом себе. Тому, кто, ложась спать, кладет у изголовья хрустальный череп, снятся дивные, необычайные сны — такие яркие, подлинные, осязаемые, будто другая жизнь. Сновидец слышит и понимает разговоры окружающих его людей, умерших столетия назад и говоривших на неизвестных языках, наблюдает за повседневными занятиями неведомых племен, за их праздниками, ритуалами и даже кровавыми жертвоприношениями!

Впрочем, чтобы увидеть и почувствовать все это, вовсе не обязательно ложиться спать. Есть люди, утверждающие, что даже наяву видели они в хрустальной глубине странные видения из далекого прошлого, а возможно, и из грядущего: другие черепа, костлявые пальцы, камни, искаженные лица, горы и прочие удивительные картины. Иные часто слышали звон серебряных колокольчиков, тихий, но отчетливый, голоса, хором распевающие на непонятном языке или шепчущие что-то, шорохи и постукивания, а также рычания ягуаров — священных животных индейцев майя.

Иные полагают, что краний обладает сверхъестественной способностью — поднимать с одра самых безнадежных больных. Доводилось и мне видеть тех, кто долго пробыл возле черепа и излечивался после того от тяжелых недугов. Если его крепко сжать в руках и одновременно ясно назвать свое желание — оно обязательно исполнится.

Однако довелось мне слышать, что, когда верховный жрец туземцев желал кому-то смерти, используя магическую силу крания, смерть всегда наступала.

Совершенно ясно, что все это отнюдь не попытка жрецов запугать простых туземцев с помощью сложных механизмов. Череп, производимые им чудеса и вызываемые его близостью состояния имеют своим началом магическую силу.

Как верный сын Католической церкви, я готов бы был поверить, что все эти диковины — от диавола, который есть отец лжи, если бы не предание о том, как должно быть обретено чудодейственное знание о волшебном крании.

Нет сомнений, что имелся в виду благословенный миг, предвозвещанный Спасителем нашим Иисусом Христом при посылании на проповедь Его апостолов, миг, когда свет Евангелия воссияет даже в самых отдаленных уголках тварного мира, и воссияет не благодаря насилию, а мирным путем. Легенды гласят, что посвященные могли увидеть в черепе «день возвращения богов», в том числе и самого Пернатого змея, который подарил туземцам письменность, математику, астрономию, научил строить города и пользоваться календарем. Того, который, увидев свое отражение в черном зеркале из мориона, иными словами, свою темную сущность, извел ее на свет, согрешив пьянством и кровосмешением, а после раскаялся и уплыл в океан куда глаза глядят.

Сей день должен был настать с прибытием Эрнандо Кортеса, но неразумны были его спутники, пролившие кровь индейцев вместо благодатной проповеди среди них. И по сей день продолжается это варварство, никак не подобающее добрым католикам. Впрочем, гораздо страшнее миссионеров оказались некоторые из туземцев, захотевших враз перенять все, что принесли им европейцы, — как доброе, так и худое — и чрез слепое следование проповедникам-завоевателям стать святее святой инквизиции. Конкистадоры губили тела, последовавшие им индейцы — души, притом не только свои, но и своих единоплеменников. Говорят, что один из жрецов майя проклял этих предателей и всех, кто в будущем пожелал бы поступить подобным образом, на хрустальном крании, прежде чем отойти в мир иной, и это проклятие, несомненно, действует и продолжает действовать. O tempora, o mores![7]

Одна моя надежда на тебя, мой преданный читатель, — сделай все, чтобы приблизить светлый миг обретения благодатного знания, просвещения язычников Божественным светом, открытия истины, Второго Пришествия и врат Небесного Царства! Обращай индейцев ко Христу не силой оружия, а силою любви Божией! Аминь».

На этом тайная рукопись преподобного да Сангры заканчивалась. Отец Дамиан в растерянности сидел над фолиантом с испорченным переплетом, пытаясь собрать воедино свои мысли. Слишком странным ему показался конец письма, в котором мешались полные магии рассказы о хрустальном черепе и проповедь Евангелия, загадочное «светлое знание» и зловещая роль морионового зеркала, наконец, возвращение Кетцалькоатля, почему-то понимаемое — да полно, так ли это? — отцом Томмазо как Второе Пришествие Христа. Молодой прелат почувствовал, что окончательно запутался. Из всего прочитанного за этот день ясным ему казался лишь завет мирной проповеди христианства индейцам, остальное сливалось в чудовищную абракадабру.

Он даже не заметил, что зажженные свечи догорели почти до самых шандалов, распространяя вокруг себя запах гари. В келье стало темновато и к тому же очень душно. Отцу Дамиану показалось, что его голова наливается свинцом, в висках застучало, веки набрякли, и, уткнувшись лбом в свои сложенные на раскрытом фолианте руки, священник забылся мучительным сном.

Впрочем, впоследствии он не мог внятно сказать, спал ли в самом деле и как долго. Свечи потухли, но неожиданно комната наполнилась радужным сиянием. Отец Дамиан поднял голову и в смущении узрел перед собой необычайное существо — покрытого разноцветными перьями змея с человеческим лицом, разрисованным белилами, сурьмой и охрой. Змей парил в воздухе, слегка поводя пестрыми крыльями, и заполнял собой большую часть комнаты. Свечение исходило, несомненно, именно от него. Священник отпрянул, перекрестился сам, широким крестом осенил видение и начал было произносить Pater noster[8], но разноцветное существо не только не исчезло, но, казалось, совсем никак не отреагировало на действия Дамиана. Кое-как закончив молитву — от волнения у прелата дрожали губы, и язык не повиновался ему, — отец Дамиан решил попробовать на змее заклинание экзорцизма, но и это не привело к желаемому результату. Он бессильно застыл на стуле, созерцая чудного посетителя.