Книга Муравьиный царь - Сухбат Афлатуни

Мужик задрал штанину.

– Зимой, Михалыч, самое важное – это ноги. Главное, ноги до весны сберечь.

Михалыч, услышав свое имя, тоже решил спросить.

– А тебя как…

– Что?

–…зовут?

– Меня? – развеселился мужик. – Никак!

Михалыч не понял и решил улыбнуться.

– Никак. – Мужик стал серьезным. – Без шуток.

Михалыч скосил глаз на мужика. Проехали избу Петровых, еще одну избу.

– А брата моего зовут Никто. Мамаша у нас была одиночка с фантазией.

– А как же записали так? – откликнулась сзади мать. – Не имели права так записывать.

– Это ты, мать, по-городскому рассуждаешь. Там у вас и «право»… и «лево». А она у нас сама паспортисткой была, кто ей чего скажет. Да она его…

– А что потом не поменяли?

– Имя? Пока жива была, не дозволяла. Она из бездненских, а у них характер, как… К ним ключик нужен, иначе – как волки. А когда померла, так что теперь менять. Уже привыкли. Даже горжусь, что редкое имя.

– Да уж, редкое, – согласилась мать.

– Одно время сюда туристов возили, так меня специально им показывали. Как эту, местную… Паспорт, слышь, друг у друга рвали, не верили. Мне его в бывшем клубе откопировали, чтоб на стенке висел. Это на моем прежнем жилье, я бы показал, но мне туда пока нельзя.

– Тяжело, наверное, с таким именем, – сказала мать, пряча расческу.

– А у нас тут с любым тяжело. Был у нас один Эдуард, Эдик… Имя, пожалуйста, как в кино, а в итоге – белая горячка. Ну, вот и приехали.

* * *

Никак весело вышел из машины. Следом вылез Михалыч. Мать захотела остаться внутри. Попросила принести чая, если будет. И приготовилась ждать.

Снег больше не сыпал, все, что летало, успело попадать на землю и подмерзнуть до корки. Воздух был серым и ледяным. Никак терся рядом, пускал пар, пытаясь влезть в друзья. Но Михалычу такие мужики, со слишком развитым языком, не сильно нравились.

Магазин имел вид деревянной избы на каких-то сваях. Сваи были оригинально оформлены в виде курьих ног.

– Архитектура, – похлопал по одной из них Михалыч.

– Это для туриста… Раньше возили. И ко мне, слышь, возили… – лип Никак.

Катюху бы сюда, подумал Михалыч. Не теперешнюю, а в детстве. Когда она про «избуску» спрашивала.

Катюха у них росла на сказках. Так они с Леной решили, чтобы как-то оградить от зомбоящика. Михалыч был тогда посвободнее и мог отдать себя воспитанию дочери. Тем более Катюха была его полной копией. Она и сейчас была его копией: крупная, ногастая, нос его, колыхаевский. Только внутри этой копии сидела Лена со своим характером. Но когда Катюха была мелкой, характер еще не так выпирал. Или Михалыч, в приливах своей любви, не замечал его, может быть.

Михалыч еще в детстве мечтал, чтобы родители купили ему сестренку. Но в магазине, куда те ходили за детьми, были одни сыновья, а после Михалыча вообще перестали туда ходить и возвращаться с детьми. Он по детству как-то заикнулся на эту тему, но отец оборвал его какой-то своей шуткой, а мать вообще, как всегда, промолчала. Позже Серега объяснил, что это у взрослых за магазин и как они там детишек покупают. Михалыч не поверил, хотя уже что-то из телика слышал про яйцеклетку. О сестренке, правда, уже не мечтал, возникли другие интересы. Спорт, рыбалка.

Когда родилась Катюха, то все эти мечты снова всплыли, но в реализованном виде. Михалыч возился с Катюхой, целовал в разные места, щупал памперсы. Лена тогда еще крутила свой бизнес и уже со второго месяца в отношении Катюхи осуществляла только общее руководство, ну, еще грудь даст под настроение. Всем остальным заведовал Михалыч. Была еще женщина, приходила помогать, но это с посудой и уборкой, а Катюха была на Михалыче.

Катюха быстро росла и быстро умнела, задавала разные вопросы. Попробовали отдать в садик – начались болезни, и вообще. Работу, которую подыскал себе Михалыч, инструктором по плаванию, пришлось оставить и снова сидеть с Катькой. Лена, конечно, могла это сама, с ее бизнесом уже дураку стало все ясно. Но она по привычке еще бегала туда-сюда, притаскивала даже иногда какие-то деньги, тут же на них гулять в ресторан шли.

Но главное было не бизнес, а то, что у нее с Катюхой уже тогда никаким пониманием не пахло. Характеры.

Короче, Михалычу пришлось бросить бассейн и осваивать воспитательную функцию. Вот тогда он Катюхе сказок начитался по самое не могу. У него в детстве все сказки были из телевизора, а чтобы отец ему читал, это даже смешно представить. Мать несколько раз что-то рассказывала, но у нее сказки были непонятные, сама путалась, кто кого съел и на ком женился.

«У лукоморья дуб зеленый…» – начинал Михалыч. Катюха тут же перебивала: «А это какое море?» – «Лукоморье… Ну, это в сказке море такое, сказочное». – «Там лук растет?» – «Да, наверно. Слушай… У Лукоморья дуб зеленый…» – «Тогда надо не так читать, а так: у Лукоморья лук зеленый!» – «Хорошо, – соглашался Михалыч. – Лук зеленый… Златая цепь на дубе том; и днем и ночью кот ученый…».

Тут подавала голос Лена, отдыхавшая в соседней комнате:

«У Лукоморья дуб спилили, кота на мясо зарубили, русалку в бочке засолили…»

«Мам, не мешай!» – кричала Катюха.

Михалыч поднимался и закрывал дверь.

«И днем и ночью кот ученый всё ходит по цепи кругом…» – читал, поглядывая на Катюху: вдруг опять что-нибудь спросит? Нет, с котом, кажется, обошлось. Слушает. «Идет направо – песнь заводит, налево – сказку говорит…»

«Как все мужики, – комментировала через закрытую дверь Лена. – Как налево, так потом сказки рассказывают».

Михалыч откладывал книгу и слезал с дивана:

«Пусть тебе мама читает».

«Она не будет».

«Я тоже не буду. Идем, лучше рыбок покормим».

Катюха на рыбок не велась, кричала в сторону двери:

«Мама! Не мешай, а то я сейчас… приду к тебе в комнату!»

Лена издавала недовольный звук и шла на кухню делать себе кофе.

Михалыч читал дальше. Вот уже русалку проехали на ветвях, следы звериные доехали до избушки на курьих ножках. Катюха потерлась подбородком о его ногу.

«Ну что, Кать?»

«А почему она без окон, без дверей?»

«Ну… там же Бабаёжка живет».

«А как она туда заходит?»

Блин, думал Михалыч, действительно – как?

Глянул на дверь – может, Лена подскажет? Но Лена была вся в своем кофе.

«А она через трубу залетает, Бабаёжка! – сообразил наконец. – Видишь, труба на крыше… Она в нее – вжих! И уже дома».

И Михалыч расплывался, радуясь своей смекалке. Точно такая же, широкая, с ямочками улыбка появлялась и на лице Катюхи… Хорошее было время.