Книга Казаки на персидском фронте (1915–1918) - Алексей Емельянов

Археологи давно знали о Бегистане. Но прочитать написанного не могли. Тайна клинообразных надписей была неизвестна. Только в середине девятнадцатого века смелый и энергичный английский исследователь проник в Курдистан и с опасностью для жизни разобрал содержание написанного. Работал он несколько лет. Результаты его работы дали ключ к чтению клинописи.

* * *

У самой скалы, внизу у дороги, источник ключевой воды. Загадочная фигура персиянки склонилась к воде и черпает ее длинным, с узким горлышком, желтым кувшином. В трех шагах от нее старик перс в лохмотьях моет ноги. Он сидит неподвижно на камне, опустив ноги в ключевую воду, и смотрит не то на скалу, не то еще куда-то поверх ее. Солдат пришел напиться и набрать воды в флягу.

Прогнал старика.

– Что ж ты с… с… воду мутишь?!

Ушла и женщина, и у воды опять никого, опять тишина и торжественность.

* * *

От барельефа нужно пройти минут пять по дороге вперед. Отсюда отвесная стена скалы представляется гладкой, как будто отполированной, темно-красного цвета. Это гранит. Чтобы попасть на площадку у стены, нужно подняться с шоссе ближе к горе. Площадка большая и ровная. Саженей пятьдесят. Если смотреть вверх на красную гранитную скалу, то на высоте десятка саженей можно видеть высеченную в камне галерею. В эту галерею когда-то вели ступеньки, но теперь их нет и взобраться наверх крайне трудно. В некоторых местах галереи остались колонны. Они естественные гранитные части скалы, вырастающие сверху и врастающие внизу в каменную массу гранита. Галерея очень широка; по ней могла бы проехать тройка. Еще выше потолка галереи, справа, огромная голова сфинкса – женская рыхлая, с неясными чертами. Она как будто смеется и презрительно смотрит на нас. На площадке груды огромных красных и белых камней. Многие из них кубической формы, причем размер стенки – сажень и более. Такой камень должен весить тысячи пудов. Попадаются камни гигантских размеров. У них гладкие стенки, и некоторые из них когда-то были соединены с другими камнями. Вот огромный куб; он врос в землю одним ребром; на его стенке глубокая прямоугольная дыра, а рядом совсем близко стоит другой, такой же большой камень, с большим каменным зубом против того места, где эта дыра. По-видимому, некогда такие камни были соединены с другими и образовывали или колонну, или балюстраду… Тысячи камней, разбросанные теперь на этом месте в беспорядке, много веков тому назад составляли единое целое, огромное белое здание – храм.

Эти развалины известны под названием Тахт-и-Ширин. Постройку гигантского сооружения история приписывает персидскому царю Хозрою Великому, жившему в VII веке по Рождеству Xристову. Этот памятник в архитектурном отношении свидетельствует о влиянии византийского стиля на сасанидское[31] зодчество. В особенности интересны капители огромных колон. Сасаниды стремились возродить забытое персидское архитектурное искусство, но влияние Византии в скульптуре было уже настолько сильно, что индивидуальность стиля не достигалась. Самобытная чистота древности была утрачена навсегда. Получилось что-то среднее между древней скульптурой и новой, персидской эпохи, перед вторжением арабов. Недалеко от Керманшаха, верстах в десяти, сохранился интересный скульптурный памятник. Он называется Так-и-бостан. Развалины дворца и барельеф на скале. Фигуры всадника, лошади, его окружающих – гигантских размеров. Этот памятник той же эпохи, созданный тоже при царе Хозрое III. Здесь тот же, архитектурно-декоративный, невыдержанный византийский стиль. Идея рельефа, обычная для эпохи Сасанидов – величие царей, их подвиги, символы их деяний…

Но вернемся к развалинам Тахт-и-Ширина.

* * *

Среди груды камней растет не то куст, не то дерево; на нем почти нет зелени, но зато на его ветвях тысячи мелких ленточек, тряпочек и лоскутков разных цветов, крепко-накрепко привязанных. Тоскующие по любви, безответно влюбленные девушки и женщины верят, что дерево может помочь исполниться задуманному ими сокровенному желанию. Только ему открывают они свои тайные мысли и привлекают его своим соучастником. Они символически прикрепляют лоскутки к священному дереву, и крадучись, чтобы не увидел нескромный глаз их, уходят.

Место для храма было выбрано замечательно удачно. Куда ни кинуть взор – горные цепи, уходящие вдаль рядами амфитеатров. Скульптурные группы их и невообразимое разнообразие красок! Как, должно быть, уместен был этот белый, огромный, с прямыми колоннами храм, с его жрецами в белых одеждах и жертвенниками на открытом воздухе! Какое величие природы и гармония с ней человеческого творчества!

Внизу, у скалы через дорогу, теперь расположена персидская деревушка в несколько десятков одноэтажных домов грязно-желтого цвета. Караван-сарай, а около него, с выпяченными от худобы ребрами и облезлой шерстью, катера и ослы. В грязных лохмотьях ходят обитатели деревни, а на кучах навоза лежат голодные, паршивые деревенские собаки.

Что было и что осталось? Обломки былого, даже мертвые камни больше говорят о красоте, чем то, что живет здесь сейчас.

Какое величие прошлого и жалкая нищета настоящего!

Глава шестая

НА БАГДАД

Их было не больше одной дивизии. Это были хорошие солдаты, хорошо вооруженные, бодрые духом, во главе с храбрым командиром.

– Но как жарко здесь в Месопотамии, и как далеко от милой и дорогой Англии!

Сначала все казалось интересным. Были военные успехи, радио радовало ими лондонцев. Кроме обычного молока, варенья и табаку, на фронт стали присылать подарки. С наступлением ранней весны солнце пекло невыносимо; весна принесла с собой болезни – малярию, тиф.

Турецкая армия престарелого Гольц-Паши в Месопотамии состояла по крайней мере из шести дивизий. Англичане допустили большую ошибку. Против этих войск сначала были двинуты очень слабые силы. Только одна дивизия с несколькими вспомогательными отрядами под общей командой генерала Таунсенда. Еще в декабре пятнадцатого года отряд Таунсенда потерпел под Багдадом крупную неудачу. Он отступал. На правом берегу Тигра, против Кут-Эль-Амара, турки вновь атаковали англичан в укрепленном лагере, но с большими потерями для обеих сторон атака была отбита. Отряд был в кольце, отрезан от тыла и базы. Хладнокровно решили ждать, что будет. Англичане умеют ждать. Играли в футбол, чистили лошадей, бесконечно курили трубки. Говорить стали еще меньше. Радио становились все беспокойнее, и в ставке английских войск обдумывали, как помочь зарвавшемуся вперед генералу Таунсенду. Печать забила тревогу, и, с тревожным вниманием смотря на карту фронта, взор англичанина, француза и русского невольно от родных границ переходил к красной ленте на карте у границ союзников, и далее уже скользя по ней, вдруг останавливается в Азии, перечитывая непривычные названия перед точкой Кут-Эль-Амара.

– Вот уже месяцы, как о них бьют тревогу. Ну, что ж! Ну, окружены. Да ведь на германском фронте миллионы стоят друг против друга.

Я помню такие разговоры в Москве в конце пятнадцатого года. Кут-Эль-Амар знали во всем мире. Нужно было посылать помощь. Но новые силы англичан дойти вовремя не могли, а ближайшие на фронте союзники находились в Персии. Это были русские.