Книга Кабак - Олег Якубов

— Стоит ли отвлекаться на пустяки, — и, многозначительно оттягиваю резинку трусов, — до решающего шага нам осталось так немного.

Слова мои довольно разборчивы, потому что под колени меня бьют дубинкой и я падаю на дощатый пол, вдыхая аромат мочи.

Акт третий. Меня запирают в камеру (здесь это называется палатой), где еще два десятка таких же, как и я, пьянчуг, храпят, травят анекдоты, опорожняются прямо в углу.

Финал спектакля. Не забыв пнуть под то самое место, где спина теряет свое благородное название, меня вышвыривают из этого гостеприимного заведения. Безработному, без гроша в кармане, мне не место даже в вытрезвителе. Свою порцию унижений я уже получил, а взять с меня решительно нечего.

* * *

Я жил, стараясь ни о чем не думать. И поступки совершал бессмысленные. Во всяком случае, по прошествии времени, я и сам не мог объяснить, для чего я, допустим, вернулся в город, где служил в театре. Какое-то время за мной сохранялась комната в актерском общежитии. Даже не столько сохранялась, сколько некому было меня оттуда вытурить.

Потом общагу продали, как продавали в то время все. Я еще с недельку пробирался, как стемнеет, туда тайком и ночевал, постелив на пол старые афиши. Но как-то утром меня разбудил рычащий звук экскаватора и первый удар чугунной болванки о стену сотряс ветхое здание. Выскочив в окно, я смотрел, как рушится приют моих былых надежд. Наверное, надо сказать, что на глаза мне навернулась скупая мужская слеза. Но слезы не было. И вообще никаких эмоций не испытывал. Так у стоматолога, после укола, не ощущаешь захолодевшую от анестезии десну. В городе, который я так и не полюбил, делать больше было нечего.

* * *

Вернувшись в Москву, докучал приятелям, даже малознакомым людям, под благовидными предлогами, а то и без них, оставаясь ночевать. Конечно, я бы мог прийти в отчий дом, но в маленьком, покосившимся от времени и окончательно одряхлевшем нашем домишке, теперь — семеро по лавкам. Вместе с родителями жила моя замужняя сестра с сыном-школьником и двумя орущими младенцами-близняшками. Ели и спали, что называется, на головах друг у друга. Они бы, конечно, потеснились, без слов приняли блудного, в полном смысле этого слова, сына, но нелепая гордость мешала мне. Сначала я навещал их изредка, врал вдохновенно, что у меня все в порядке. Потом понял, что в обман скоро верить перестанут — мой жалкий вид раскрыл бы эту ложь без всяких слов. Сочинив, что уезжаю в экспедицию на съемки нового фильма, я покинул родительский дом до лучших, как я надеялся, времен.

Вот тут и выяснилось, что для бездомных в Москве мест хоть отбавляй. Недостроенные, полуразрушенные дома были прекрасны для приюта. От бомжей меня отличало только то, что я не шарил по помойкам и мусорным ящикам, не побирушничал на вокзалах и рынках, а каждый день находил хоть какую-нибудь работу. Перебирал овощи в магазине, с бригадой шабашников рыл ямы для посадки деревьев, летом так и вовсе устроился на «блатную» работенку билетера при аттракционах в парке «Сокольники». Жульничал я нахально и безбоязненно. Половину желающих развлечься на аттракционах пропускал без билетов, деньги без зазрения совести оставлял себе. Купил сменное белье, кое-какую еще достаточно крепкую одежонку, ботинки для будущей зимы, которые, дабы не сперли товарищи по несчастью, тут же и напялил. Снова пристрастился к общественным баням. Понятно, что не в Сандуны ходил, выбирал, что попроще. Да и не направлялся теперь вальяжной походкой в парную, а спешил в душ. Без всякой брезгливости (какие нежности при нашей бедности?) пользовался брошенными обмылками, а если находил оставленный кем-то шампунь, испытывал удовольствие, как некогда от хорошего парфюма.

Возвращаясь поздним вечером в очередную ночлежку, валился спать сразу. Сны мне не снились. И вообще, это был уже не я, а некая тень, призрак, подобие того человека, который увлекался философией Иммануила Канта, блистал остроумием на конкурсе капитанов КВН, достойно и скромно поправлял галстук-бабочку на торжественной церемонии по поводу присвоения звания заслуженного артиста.

Не забывал о киностудии, одно время ходил туда регулярно, как на работу. Безработные коллеги ходили стадами. На предложение сняться в массовке откликались немедленно. Один раз знакомый режиссер, пробегая мимо, хлопнул меня по плечу и, изобразив баранье блеянье, видимо, означавшее смех, на ходу бросил:

— Ну, тебя-то, Юдин, звать не смею, грех использовать в массовке талант заслуженного.

Я все же не терял надежды. В небольшом кафе, их теперь на студии было множество, поставили телевизор. Брал чашку кофе и сидел часами, благо пожилая буфетчица меня почему-то не прогоняла. Часами смотрел новые сериалы, поражаясь увиденному. Чудовищные съемки, невнятные, лишенные всякой логической связи тексты. Убогие декорации. О сюжетах и говорить не приходится — все как один криминальные, стрельба, кровь, предательство. Если смотреть не с начала, трудно понять, где менты, где бандиты. Женские роли усиливали отвращение. У ментов жены либо подруги были такими стервозными, что их следовало сажать в тюрьму только за характер. «Накладок» столько, что я только диву давался. Герой выезжал из дому в сером костюме с однотонным галстуком, а в офис приезжал в совершенно иной одежде. Подполковники носили майорские погоны. Двадцатилетние сыкушки играли почтенных матрон и — наоборот. В конце концов мне и это занятие надоело. С грезами о возвращении в мир кино пришлось расстаться.

* * *

Только через три года я выгнал себя из этого сомнамбулического состояния. Зайдя во Дворец культуры трансформаторного завода (билеты здесь были не в пример дешевле, чем в современных кинотеатрах), где шел новый фильм с участием Ольги в главной роли, познакомился с миловидной и молодящейся буфетчицей Ниночкой. После окончания сеанса пошел провожать, ощущая на локте ее цепкую лапку, явно державшую меня с намерением не отпускать. Через несколько дней был принят на работу руководителем театральной студии. Директора достославного ДК Юрия Борисовича Гершина, как человека не чуждого искусству, прельстило мое звание и непосредственная причастность к волшебному и дивному миру кино. В подробности своей жизни за минувшие несколько лет у меня хватило ума его не посвящать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Российского лидера британцы наградили престижной медалью — за развитие малого и среднего бизнеса. Я сначала подумал, что они ошиблись, не того лидера наградили. Потом услышал комментарий — наградили авансом, в расчете, что теперь-то в России малый бизнес зацветет пышным цветом. Вручали медаль с пышными почестями. Здоровенная такая золотая бляха на собачьей, хотя и тоже золотой, цепи. Лидер улыбался, делал бровки «домиком», признавал, что награда попала по назначению, так и должно быть. Красиво, и в общем правильно, говорил о том, что еще ни в одной стране не удавалось поднять экономику без развития малого и среднего бизнеса. И мы тоже не исключение, все у нас будет, как у всех. Малому бизнесу теперь — зеленую столбовую дорогу, а кто посягнет, тому — укорот. Лидер любит сильные выражения.

Эту речь транслировали все телеканалы, видно, такое было распоряжение. Телевизор висел в нашем ресторанном зале прямо над тем столом, где мне вот уже несколько часов «выкручивали руки» и «промывали мозги» очередные проверяющие. Кивнул на экран и говорю им: