Книга Каменная баба - Илья Бояшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уничтожение бабы потрясало своей продуманностью: целый десант лесорубов-высотников разбирался с могучей кроной. Зависая над верхолазами, вертолеты один за другим уносили на тросе очередной свежий обрубок. Лазеры были великолепны, разрушители сосредоточены. Завертелась карусель: ствол опутали цепи и тросы, рабочие и вертолетчики постоянно сменяли друг друга – древесину рубили и резали, опускали и увозили. Ночью кипящее действо освещалось прожекторами, и все свершилось с завидной скоростью: американские заказчики просто сияли…
После того, как последний БелАЗ вывез тонну последних опилок, с удивительной Машкой Угаровой раз и навсегда наконец-то было покончено.
«Все, что связано с ней, – грандиозно! – признавался притихший “Листок”. – Странно, но после того, как, с таким громом, опять-таки поставив всех на уши, она, теперь уже бесповоротно, растворилась в небытие (утоптанная Котельническая тому свидетельство, кто-то из врагов угаровских предложил даже воткнуть табличку “Здесь танцуют”), нам не очень-то хочется петь. Да, сыграла прима роль свою отвратительно: помпадурство, хамство и ложь из нее изливались, как из рога изобилия. Страну она развращала собой! Без сомнения, раскройся все ее махинации, ссылка “дивы” была бы пожизненной (в истории нашей неоднократно такое случалось!)… Однако… можно ее ненавидеть, можно топать ногами лишь при одном о ней упоминании, но не признать за “Распутиной” дремучей языческой силы, попросту невозможно. Проживи она чуть подольше, при неуемном своем темпераменте, неизвестно, чем все бы закончилось… Итак, богатырша в прошлом! Не удалось ей обнять разве что матерь Вселенную. Беда только в том, что подобные сущности, при всем своем безобразии, неизбежно после себя оставляют весьма дурные, но вместе с тем и весьма привлекательные легенды. И ведь будут последовательницы! Нам этого не избежать…»
«Листок» как в воду глядел: повыскакивавшими отовсюду апостолами в два счета создалось «житие» бабы – и повсеместно, по всей уже стране, началось о ней сочинительство.
Ну а что же фанатки? Погуляли славно фанатки! Неуловимые рыцарши отмечались то в Ростове, то в Вологде, создавая повсюду костры из местных штабов МЧС (не последнюю роль в распилке сыграло это проклятое ведомство). В Кондопоге безжалостно сожжен был ими деревообрабатывающий заводик. В Костроме на высоковольтной опоре повесили они вниз головой опрометчиво поддержавшую снос тамошнюю телеведущую. И много еще чего вытворяли, подобно «Черной кошке» оставляя после всех налетов и акций свой знаменитый знак (подле крана с тех пор чертилось и знакомое дерево).
Столь явным безобразием в Москве наконец озаботились и послали было солдат но не справились с Танькой солдаты. Ничего не дала помощь спутников: ускользнули казачки от взглядов космических линз. Спецназовцы вновь остались ни с чем в Нижневартовске – а девчонки вовсю безобразничали в Тобольске. В то время как к Тобольску подтягивались спецы и войска, уже по черной Оби летели их легкие лодки. Атаманша с пистолетом за поясом прижимала к груди святыню – завернутый в шелк драгоценный лик примадонны. Подельницы так же были злы и решительны: сверкали глаза, напрягались мускулы. Пугая прибрежных птиц, дружно хватали веслами по вскипающей воде амазонки и пели неизменную песню свою о великой каменной бабе.
Вопрос:
Существует ли такой исторический, культурологический, если даже хотите, географический феномен, как русская женщина, или это, скорее, некое чисто мифическое, выдуманное понятие, не имеющее под собой ровно никаких оснований?
Ответ:
То, что феномен этот не только существует, но в России попросту доминирует и все и вся подавляет собой, – несомненно (я совершенно неоригинален). Русская женщина – особая человеческая порода, которая была за целое тысячелетие неторопливо, чрезвычайно тщательно, с виртуозной художественностью выведена самим Господом Богом. В этой уникальной породе зацементировались уже навсегда и намертво все особенности несчастной нашей державы: география, климат, перманентные войны, голодные лихолетья, своеобразным способом сложившаяся власть и, в конце концов, сама метафизическая сущность страны, ибо по религиозному и житейскому смыслу Русь – прежде всего, страна богородичная и женская до самой сокровенной своей глубины. Постоянная борьба за огонь и потомство (мужчин то и дело уничтожали сражения и очередные репрессии), выковала здесь еще задолго до восторженного восклицания Некрасова особый тип женщины, как-то совсем буднично привыкший выживать (цитирую сам себя) «и на кислотной Венере, и на радиоактивно-ветренном Марсе». Именно по феноменальной выживаемости с русской каменной бабой до сих пор не сравнится ни одно живое существо. Виртуозное, заботливо заложенное на генетическом уровне, умение хвататься за самую малую соломинку, выплывать в условиях иногда совершенно невероятных, мимикрировать (хамелеоны отдыхают), а потом, вынырнув, выжив и свыкшись хоть с тропиками, хоть с Антарктидой, поджимать и подстраивать под себя окружающее пространство, поистине завораживает. Забредший к нам еще в девятнадцатом веке маркиз де Кюстин (оставим в стороне нетрадиционную сексуальную ориентацию француза), практически с ходу подметил «мужественность здешних женщин и женственность здешних мужчин». Я не собираюсь глубоко вдаваться в суть проблемы (для ее подробного, со всех сторон, анализа даже самый лаконичный спартанец не обойдется без написания многотомного философско-исторического трактата), но замечу: тогдашний гость попал в самое яблочко и подметил главную отечественную особенность. Так, наблюдательный иностранец удивлялся грубым обветренным лицам встречающихся ему по дороге баб, их коренастости, мускулистости, силе (два полных ведра поднять – пара пустяков), и одновременно отмечал мягкие, круглолицые, добродушные физиономии здешних мужиков…
Впрочем, если даже сейчас, навскидку, вглядеться в соотечественников (кавказцев и прочих гостей оставляем за кадром) – уверяю вас, вы не найдете ни одного мужского славянского лица с римским профилем и волевым упрямым подбородком (то есть в помине нет идеала, который свихнувшимися именно на подобной мужественности немцами назывался «белокурой бестией»). В троллейбусах, метро и «маршрутках» вас в большинстве своем будут окружать курносые носы «картошкой» и округлые скулы. Лики местных дам зачастую имеют более строгие очертания – здесь, кстати, довольно часто встречаются именно римские носы и подбородки и орлиный уверенный взгляд.
Удивляться нечему: внешний вид попросту отражает глубинную суть проблемы. В облике и в самом поведении русских мужчин сквозит традиция тотального их подчинения женственному началу. Отечественный мужчина (опять-таки так уж получилось) вырастает в исключительно женском окружении, беспрекословно подчиняется этому окружению, подавляется им с младенчества (когда все как раз и закладывается), водится им за руку, обучается им в детсадах и школах, и так далее, и тому подобное. Отцы либо устранены (войны, репрессии и прочее), либо (опять-таки уже по сложившейся традиции) устраняются сами. Все воспитание наше с яслей имеет исключительно женский характер. Я не знаю ни одного своего знакомого, которого бы воспитывал отец. И здесь перехожу к собственному опыту: моя мать, как и полагается каменной бабе, с «вожжой», свободолюбивая, крутая, не терпящая возражений, скорая на расправу и не менее скорая на ласку, относилась ко мне исключительно традиционно (отец на работе, в командировках и т. д.). Сказать, что она всем своим авторитетом, всей своей мощью, всей своей материнской, перехлестывающей (как у нас обычно и бывает) через край женской, русской любовью не подчиняла, не контролировала, не подавляла меня и не создавала тем самым мой будущий мягкотелый, фаталистичный, совершенно не самостоятельный характер (впрочем, не побоюсь заметить, что подобные характеры выковались у нашего подавляющего мужского большинства) – значит, погрешить против истины! Материнская суровость не раз меня поражала, мужественность – потрясала! Кто, как не матушка, учил меня по любому поводу бежать только к ней, только у нее просить защиты и надеяться только на нее. Кто, как не она, неистово порол за двойки и прочие шалости, когда попадался под горячую руку. К кому, как не к ней, я приспосабливался (и теперь приспосабливаюсь) всю свою жизнь. Детский сад пропускаю (там сплошные Марьиванны). А школа? О, эта классическая отечественная школа с ее богатыршами-завучихами, свихнувшимися на собственном предмете вампиршами-математичками, громогласной директоршей и двумя единственными на весь коллектив мужиками – физкультурником в обнимку с не менее пьющим учителем труда. Эти-то последние совершенно не запомнились, стерлись в памяти, растворились в тумане. Зато навсегда отпечаталось другое – литературу (великое, доброе, вечное) преподавала нам бывшая снайперша 301-го отдельного артиллерийского морского дивизиона Балтийского флота, у которой грудь по праздникам была, что твой иконостас (ордена и медали), и которая уже в девятнадцать своих неполных лет девчоночьей рукой отправила на тот свет не менее двух десятков немцев. Что и говорить: в классе и муха не могла пролететь, а Пушкин и Лермонтов отскакивали от зубов с пулеметной скоростью.