Книга Аромат золотой розы - Марта Таро

– Ну что ж, надо переодеваться и ехать, – сказала Агата Андреевна и принялась собирать со стола предназначенные для неё вещи.

Генриетта стала складывать свои, но тут в гостиную вернулась горничная и доложила:

– Мадемуазель, там мальчишка пришёл. Грязный такой и вонючий! Он говорит, что письмо для вас принёс, но мне не отдаёт, мол, из рук – в руки.

Хорошенькая горничная брезгливо сморщила вздёрнутый носик и скривилась. Как видно, рыбный запах, так выручивший Орлову на рынке Анфан-Руж, пришёлся Мари не по вкусу. Как бы девчонка не оскорбила посланца своим пренебрежением. Сейчас рисковать нельзя! Орлова приказала:

– Мари, помогите герцогине донести купленные вещи до спальни, а я тут сама разберусь.

Она дождалась, когда нагруженные вещами девушки исчезнут за боковой дверью, и вышла в вестибюль. Там, засунув руки в карманы, высокомерно задирал нос чумазый и вихрастый Ги. Запах рыбы, густой и липучий, казалось, заполнил всё вокруг. Мальчишка это чувствовал, а может, брезгливая Мари уже успела высказать ему своё возмущение столь неприличной вонью, но, как бы то ни было, сейчас Ги явно щетинился, словно ёж.

– Давай письмо, – без предисловий обратилась к нему Орлова.

– Сначала деньги, – огрызнулся посланец. – Мамка сказала, что с вас два сантима.

Любое подозрение, вызванное у мальчишки, могло выйти боком в самый неподходящий момент, и Агата Андреевна, как никто другой знавшая цену мелочам, твёрдо отказала:

– Вот напишу ответ, тогда и рассчитаюсь. Тебе придётся подождать.

С видом человека, уверенного в своем могуществе, она протянула руку, и паренёк, чуть поколебавшись, отдал ей сложенный в крохотный квадратик листок.

– Только тогда заплатите вдвое! – прокричал он вслед Орловой, но та не соизволила ответить. Это дитя трущоб уважало лишь силу и власть, нельзя было его разочаровывать.

Агата Андреевна прошла в гостиную и распечатала письмо. Похититель не утруждался обсуждениями, он приказывал:

«Десять тысяч пришлёте с посланцем, а остальное привезёте. У вас есть месяц».

Это уже давало надежду. Преступник проглотил наживку. У них появилось время, а у Луизы – шанс остаться в живых. Теперь главным становилась правдоподобность. У похитителя не должно возникнуть сомнений, что Орлова расстаётся с собственными деньгами. Как будет вести себя женщина, отдающая деньги вперёд? Она обязательно потребует гарантий! Агата Андреевна достала чистый лист и написала:

«Отдаю с посланцем пять тысяч, ещё пять – завтра, когда увижу записку, написанную рукой мадемуазель де Гримон на листе свежей газеты».

Фрейлина завернула деньги и свой ответ в один толстый конверт, запечатала его со всех сторон и вдавила в теплый сургуч свою печатку. Сомнения разъедали душу, и у Орловой появилось то ощущение, которое она ненавидела с детства: как будто идёшь по болоту и не знаешь, что тебя ждёт под покрытой ярким мхом кочкой. Твердь или трясина? Вдруг они ошиблись в расчётах и выдвинутый ультиматум разозлит похитителя? Даже страшно было подумать, что тот мог сделать с Луизой.

«Отдать или нет?» – в последний раз спросила себя Орлова и каким-то шестым чувством поняла, что поступает правильно. Она вынесла конверт и протянула его Ги. Агата Андреевна молча отсчитала парнишке четыре сантима и, не прощаясь, ушла обратно в гостиную. Деревянные башмаки простучали по мраморному полу вестибюля, а тихий свист в такт шагам вывел некое подобие мелодии. Значит, слуга остался доволен, вот бы ещё так же угадать с хозяином!..

Безработные служанки по фамилии Леони заняли крохотную комнату сторожки на улице Савой. Как и надеялась Орлова, их внешность не вызвала у Клод никаких подозрений. Изложенная Агатой Андреевной легенда, что в родном Орлеане они прикопили немного средств, дабы попробовать начать жизнь в столице, произвела на старушку самое благоприятное впечатление, а предложение вместе столоваться (за счёт жиличек, конечно) окончательно закрепило успех. Клод вызвалась сбегать на рынок, а потом приготовить еду и, получив от Мари Леони – так теперь именовалась Орлова – деньги, покинула сторожку.

Генриетта устроилась у окна и с любопытством разглядывала дом графини де Гренвиль. По сравнению с соседними развалинами, особняк казался настоящим дворцом. Девушка мысленно согласилась с Орловой, сказавшей, что деньги в доме явно водились. Подтверждая их догадку, у ворот появился высокий слуга в новенькой, сплошь расшитой позументами ливрее. Он распахнул кованые ворота с позолоченными пиками по верхнему краю и отступил в сторону, пропуская лаковую коляску, запряжённую вороной парой.

– Скорее, – позвала Генриетта, – похоже, графиня едет!

Орлова знаками подсказала девушке, чтобы та спряталась за занавеску. Генриетта отступила к краю окна. Вороные кони по плавной дуге вынесли коляску на улицу, и тут наконец-то стала видна фигура графини. Дама была точь-в-точь как рассказывала Агата Андреевна – не слишком молодая брюнетка, наделённая броской, хотя и грубоватой, красотой. Её чёрный наряд казался таким роскошным, что вряд ли мог бы считаться по-настоящему траурным. Но вот чего Генриетта не ожидала, так это того, что рядом с графиней будет сидеть мужчина. Очень светлый блондин с по-девичьи тонкими чертами лица, он полулежал на подушках сиденья с томной грацией уставшего от жизни человека.

– Кто это? – прошептала Генриетта.

– Пока не знаю, – отозвалась Орлова и предложила: – Вернётся Клод, расспросим её. Я буду восхищаться графиней, а вы – её спутником.

Проводив взглядом коляску, они перекинулись десятком фраз, репетируя предстоящий разговор с хозяйкой сторожки. Вроде бы всё получалось логично: старшая женщина озабочена поиском места прислуги, и её интересует богатая хозяйка соседнего дома, а девушка восхищена красотой мужчины. Но разыгрывать спектакль им не пришлось: вернувшаяся с рынка Клод, уже вдоволь намолчавшаяся в одиночестве, вылила на своих жиличек такой поток сведений, какого они и не ждали:

– Вот вы про дорогих коней мне говорите да про экипаж, – заявила старушка, поставив на огонь котелок с половиной курицы. – А того не понимаете, что видите перед собой истинный позор благородного семейства.

– Неужто?! – всплеснула руками Орлова.

– Уж мне ли не знать, – с нарочитой скромностью отозвалась Клод, – когда на моих глазах всё это душегубство и случилось.

Она насладилась изумлением на лицах жиличек и с воодушевлением предалась воспоминаниям:

– Все началось с этой бестии – Франсуазы. Я ведь была непоследним человеком в доме графа де Гренвиля. Моя мать вынянчила всех хозяйских детей, и я играла вместе с ними: мальчиком – наследником и тремя девочками. Когда я подросла, меня определили в горничные к хозяйке дома. Графиня была милой дамой. Доброй такой. Слова грубого никогда не сказала, да и ей в доме никто не перечил, все понимали, что мадам – святая. Только молодой граф позволял себе иногда идти против матери, да и то потом винился, ручки ей целовал.