Книга Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии - Майкл Газзанига

Естественный отбор поощряет бессознательные процессы. Быстрота и автоматизм — вот залог успеха. Сознательные процессы дорого обходятся: они требуют не только много времени, но и много памяти. Неосознаваемые процессы, наоборот, протекают быстро и на основе правил. Яркие примеры таких процессов легко продемонстрировать с помощью оптических иллюзий. Наша зрительная система регистрирует определенные сигналы и автоматически подстраивает под них наше восприятие.

Эти столы кажутся неодинаковыми, хотя на самом деле их размеры и форма полностью совпадают. Если вы их измерите, то убедитесь, что они идентичны.

Посмотрите на два стола на рисунке (на нем представлена так называемая иллюзия повернутых столов, автор которой — Роджер Шепард): они совершенно одинаковые по форме и площади. Никто не верит! Кстати, когда эту картинку помещают в учебник по психологии, студенты вырезают изображения столов, чтобы убедиться, действительно ли они полностью накладываются друг на друга. Ваш мозг вычисляет и вносит в восприятие поправки, приспосабливаясь к визуальной информации об ориентации столов, — и вы не в силах ему воспрепятствовать. Даже после того, как вы вырежете столешницы, наложите их друг на друга и убедитесь, что они абсолютно одинаковых размеров, вы не сможете сознательно изменить зрительный образ так, чтобы столы стали казаться одинаковыми. Таким образом, когда некие стимулы обманом заставляют вашу зрительную систему создать иллюзию, а вы понимаете, что вам морочат голову, иллюзия все равно не исчезает. Та часть зрительной системы, которая ее вызывает, невосприимчива к корректировкам, основанным на осознанном знании[20].

Иллюзия Мюллера-Лайера.

Некоторые убедительные иллюзии, однако, могут не влиять на поведение. Например, демонстрируя знаменитую иллюзию Мюллера-Лайера, людей просят показать пальцами длину линий, обрамленных с обоих концов стрелками, которые обе направлены либо внутрь, либо наружу. Хотя стрелки могут изменять воспринимаемую длину отрезка и обманывать глаз (все, как правило, говорят, что линия с “остриями” на концах короче), люди не вносят соответствующую корректировку в расстояние между пальцами. Рука не оказывается обманутой. Значит, процессы, определяющие внешнее поведение, изолированы от тех, которые обусловливают восприятие. Так, зрительно-моторный процесс, отвечающий на визуальный стимул, может проходить независимо от восприятия этого же стимула в тот же самый момент1. Однако все меняется, когда подключается сознание. Если попросить человека показать длину отрезков пальцами только после того, как пройдет немного времени, он сделает поправку и покажет разную длину.

При этом стимулы, воспринятые не сознательно, могут влиять на поведение. Например, в одном французском исследовании Станислас Дехане2 и его коллеги в течение короткого времени (43 миллисекунды) показывали участникам эксперимента какое-либо простое число, записанное цифрами или словом, в качестве стимула, который оказывает воздействие на последующие реакции. За ним следовали маскирующие стимулы — два бессмысленных набора цифр. Добровольцы не могли ни достоверно сказать, присутствует ли то простое число в случайных последовательностях, ни выделить его из них. Иными словами, ключевое число или слово не попадало в их сознание. Затем участникам высвечивали целевое число и предлагали нажать на кнопку одной рукой, если оно больше пяти, и другой, если меньше. В том случае, когда числа — и первое простое, и целевое — были оба меньше либо больше пяти, скорость реакции испытуемых была выше. С помощью методов визуализации мозга исследователи показали, что первое число, которое никогда не достигало сознания и проходило незамеченным, на самом деле активизировало моторную кору. Если вспомнить еще и наблюдение, что стимулы, не воспринимаемые сознательно, могут вызвать устойчивые перцептивные постэффекты3, становится очевидным, что значительная часть работы мозга проходит вне сферы осознанного понимания и контроля. (“Мой мозг заставил меня сделать это!”) Итак, системы, встроенные в наш мозг, осуществляют свои операции автоматически, когда сталкиваются со стимулом в своем поле деятельности, часто без нашего осознанного понимания.

Автоматичность может быть также приобретена. Она приходит с практикой. Наряду с игрой на музыкальных инструментах другой пример — печатание на клавиатуре. Если вы хорошо натренировались, то можете набирать текст, даже не думая об этом. (И каждый из нас встречал несколько таких книг!) Однако, если я спрошу, где на клавиатуре находится буква “в”, вам придется остановиться и задуматься. Это долгий процесс. Работа “на автомате” куда более эффективна. Автоматизированные процессы — вот что делает нас экспертами. Рентгенологи, анализирующие маммограммы, делают это тем точнее и быстрее, чем больше маммограмм изучили. Система распознавания образов в их мозге натренировалась и уже автоматически узнает тени патологических тканей. Люди становятся экспертами, развив способность автоматически распознавать образы, значимые в определенной области.

Почему мы чувствуем себя цельными?

Теперь, когда мы знаем (осознаем!) тот факт, что в основном обрабатываем информацию бессознательно и автоматически, вернемся к вопросу, поставленному в конце предыдущей главы. Если так много сложных систем работает в нас на подсознательном уровне, специализированно и рассредоточенно, почему мы ощущаем себя цельными? Я считаю, что ответ на этот вопрос заключен в левом полушарии — в одном из его модулей, на который мы натолкнулись в ходе многолетних исследований. Опять-таки наши пациенты с расщепленным мозгом позволили получить потрясающие данные.

Через несколько лет после начала наших экспериментов мы работали с очередной группой пациентов с расщепленным мозгом на Восточном побережье. Мы проверяли, что они почувствуют, когда мы подсунем сообщение их правому полушарию и вынудим левую руку совершить какое-нибудь действие. Что они скажут себе, когда ни с того ни с сего их левая рука что-то сделает? Представьте, что вы читаете эту книгу и вдруг замечаете, что ваша рука начинает щелкать пальцами. Как вы себе это объясните? Мы придумали эксперимент, в котором могли спрашивать пациента, что, как он думает, делает его левая рука. Эти эксперименты выявили еще одну способность левого полушария, которая нас просто ошеломила.

Мы показали пациенту с расщепленным мозгом два изображения: куриную лапку в правом поле зрения, так что ее видело только левое полушарие, и снежный пейзаж в левом поле зрения — только для правой половины мозга. Затем перед ним поместили набор картинок, которые были доступны обоим полушариям, и предложили выбрать одну из них. Левая рука пациента указала на лопату (что было самым подходящим ответом на снежный пейзаж), а правая — на курицу (самый подходящий ответ на лапку). Мы спросили, почему он выбрал именно их. Его речевой центр в левом полушарии ответил: “Все просто. Куриная лапа относится к курице”, — легко объяснив то, что левый мозг знал, ведь он видел изображение лапы. Потом пациент посмотрел на свою левую руку, указывавшую на лопату, и не моргнув глазом сказал: “А чтобы вычистить курятник, нужна лопата”. Левый мозг, обратив внимание на действия левой руки, но не зная, почему она выбрала этот предмет, мгновенно поместил это в такой контекст, который бы все объяснял. Он интерпретировал выбор лопаты в контексте, соответствующем тому, что он знал, а знал он лишь о куриной лапке. Он ничего не знал о снежном пейзаже, но должен был объяснить картинку лопаты в левой руке. Разумеется, курицы оставляют грязь, а ее нужно убирать. Вот и разумное объяснение! Интересно, что левое полушарие не сказало: “Я не знаю”, — хотя такой ответ был бы по-настоящему верным. Оно задним числом придумало другой, который соответствовал ситуации. Оно соорудило ложное воспоминание, использовав доступную ему информацию и собрав ее в приемлемый ответ. Мы назвали этот левополушарный модуль интерпретатором4.