Книга Ледяное сердце не болит - Анна и Сергей Литвиновы

– Теоретически – могу я быть ее папашей, но практически – никак.

– Что это значит?

А это значит, что жить с девчонками я начал с четырнадцати лет. Значит, у меня вполне могла быть взрослая дочь. Однако первая партнерша ни разу от меня не беременела.

– Фу. Избавь меня от подробностей своей личной жизни.

– Ты сама первая спросила.

– Нет, ты первый начал хвастаться… Почему вы, мужики, такие идиоты? И количеством своих девушек гордитесь, словно сбитыми самолетами?

– Вопрос риторический. За подробностями обращайтесь в Институт тендерного анализа.

– Может, у тебя с той девочкой, которую похитили, что-то было?

– Ответ отрицательный. Данную особу я раньше никогда в своей жизни не видел. А ты?

– Я?! Я вроде тоже нет… Надо, наверно, вше раз диск посмотреть.

– Вернешься домой – посмотришь. Я вчера ночью его на жесткий диск в твоем компьютере скопировал.

– А оригинал где?

– Оригинал я сегодня оперу Савельеву отдам.

– Ах да, ты же с ним встречаешься. Когда?

– В десять.

– В десять? Ты же не успеешь. Смотри – уже без десяти девять: А он где сидит?

– На улице Адмирала Макарова.

– Ого! Тогда точно не успеешь.

– Ну, не успею – значит, опоздаю, – с деланым легкомыслием проговорил Полуянов.

– Брось. Перестань. Высади меня у метро – я сама доеду.

– Нет.

– А ты повернешь сейчас на Третье кольцо и с него направо, на Ленинградку. От центра помчишься к своему оперу по свободному шоссе.

– Нет, я тебя довезу. До библиотеки. Как обещал.

– Да зачем, Дима?!

– Так надо.

– Дима, не смеши людей. Чего ты боишься? Утро, уже светло, народу везде полно. Что со мной может случиться?

– Сказал «довезу» – значит, довезу, – молвил Дима, но уже без прежней уверенности.

– Вон метро «Алексеевская», сдай вправо и тормози.

– Едем, я сказал.

Надя чувствовала: предложение бросить ее здесь и мчаться к оперу пришлось Диме по душе, и лишь врожденное джентльменство мешает ему согласиться. И тогда она решила похулиганить: изо всех сил вдавила клаксон. Едущий впереди «Пассат» шарахнулся, без вины виноватый.

– Перестань, Надька!

– Давай тормози! А то я всю дорогу дудеть буду!

И Полуянов, делая вид, что поддается шантажу, сдал вправо и притормозил возле подземного перехода. Как раз на противоположной стороне проспекта Мира располагалось метро «Алексеевская».

– Пожалуйста, будь осторожна, – не преминул сказать он. – Никогда не разговаривай с неизвестными.

– Да неизвестные со мной сами не хотят разговаривать, – улыбнулась Надежда. – Как показал наш с тобой вчерашний звонок.

Они поцеловались на прощание, и, как всегда, у Полуянова слегка перехватило дыхание от того, как пахло от Нади – нет, не только знакомыми духами, а каким-то внутренним, органичным, присущей одной только ей – и чрезвычайно приятным – запахом. Она вылезла из машины, легко помахала рукой и весело побежала к подземному переходу. Дима пару секунд следил за ней в зеркало заднего вида – и никакое предчувствие (как он вспоминал позже) его не посетило, ничто тревожное не омрачило сердце…

* * *

Возле Рижского вокзала Полуянов свернул направо. И капитально завяз на Третьем кольце – начиная от проспекта Мира на запад здесь всегда, даже в мороз (или в сезон отпусков), стояли пробки.

Долго-долго журналист влачился до «Динамо», а потом, как было предсказано Надей, все-таки полетел на всех парах по Ленинградке в сторону «Водного стадиона». Правда, пришлось останавливаться на «Соколе», идти в гастроном – покупать обещанное виски для судмедэксперта и водку для майора Савельева. В итоге к УВД он подрулил с пятнадцатиминутным опозданием. Позвякивая бутылками в пакете, поднялся к оперу.

Заглянул в его конуру – там находились трое сотрудников (двоих других Дима видел впервые) и о чем-то разговаривали на повышенных тонах. Дым в комнате стоял коромыслом. Когда журналист всунулся в кабинет, толковище немедленно прекратилось, и сидящий ближе всех к двери милиционер в штатском рявкнул:

– Стучаться надо!

Завидев Полуянова, Савельев небрежно бросил товарищам:

– А, это ко мне. – И крикнул Диме: – Подожди в коридоре! Ща выйду.

Ожидание растянулось еще минут на пятнадцать, и все это время мимо журналиста с его пакетиком проходили люди в штатском и в форме, бросая на него профессионально изучающие взгляды. Спасибо, хоть паспорт с пропиской не стали проверять.

Наконец появился Савельев. Лицом он был хмур. Без предисловий бросил:

– Пошли покурим.

Они отправились на лестницу, майор достал свою «Яву».

– Вот тебе с твоим медэкспертом за труды, – протянул ему пакет Полуянов. Он старался подладиться под деловой тон опера.

Савельев заглянул в полиэтиленовую сумочку, оценил содержимое, бросил:

– Мерси тебе с кисточкой.

– Слушай, майор, история продолжается. – И так как опер не выказал ни малейшего интереса, продолжил: – Вот такую фигню я получил по почте. – И продемонстрировал оперу фотографию Нади с выжженными глазами.

– Что за гражданка? – без особого интереса спросил Савельев.

– Моя девушка. Надежда Митрофанова.

– А она каким боком причастна к истории с пальцем?

– Не знаю. Не понимаю. И потому – напрягаюсь.

– А ты не напрягайся. Если по поводу каждого психа напрягаться, быстренько с ума спятишь.

– Это у вас, в ментуре, отрубленные пальцы и выжженные глаза – дело житейское. Я с подобным как-то редко сталкиваюсь.

– Ну и не лезь в ментовские дела. Кто тебя просит?

Майор, наверно, был с похмелья – или не выспался.

или получил с утра пистон от начальства. Во всяком случае, нормального разговора с ним у Полуянова никак не получалось.

– Я бы и рад не лезть, – усмехнулся Дима, – да меня это дело зачем-то само находит. Меня вывели на ту девушку, у которой палец отрубили.

– Да? – вяло поинтересовался Савельев. – И где она?

– Здесь, – журналист протянул оперу диск в коробочке.

– И где я, по-твоему, должен это слушать? – буркнул милиционер, даже не протянув руки, чтобы взять си-ди.

– Не слушать, а смотреть. В компьютере.

– Ты знаешь, какие у нас в управлении компы? Времен Губчека, еще с гибкими дискетами. Ты бы лучше, чем работой посторонней хороших людей загружать, управлению компьютер современный подарил.