Книга Свидание с развратным фавном - Маргарита Южина

– Ничего! Попью кофе. А с голодным желудком я быстрее с делами управлюсь, – выдохнула Серафима, жадно выхлебала кофе и вышла из дома.

С ее таким замечательным решением голодный желудок был яростно не согласен. Это Серафима услышала сразу – сначала в животе робко подвывало, а потом и вовсе стали раздаваться громкие хлюпающие звуки. Пришлось забежать в киоск и купить маленькую шоколадку. Однако такая подачка только больше разгневала голодный организм. Едва Серафима заскочила в автобус и удобно устроилась возле двери, как противный желудок мстительно зарычал. Сима сделала вид, что это вовсе не она животом рычит, весело заморгала глазками и даже обернулась: мол, кого это там пучит? Однако урчание нарастало, и как Кукуева ни крючилась, ни утягивала живот, из ее недр доносились уже почти человеческие стоны.

– Вы что, собачку везете? – подняла голову женщина, сидящая перед Серафимой.

– Да нет, – криво улыбнулась Серафима и покрылась красными пятнами. – Это… кто-то в животе у меня, понимаете…

– Ах, в животе кто-то! – воскликнула женщина и поспешно вскочила. – Так чего ж сразу не сказали, что вы беременная? Садитесь пожалуйста, зачем же так ребенка мучить? Садитесь!

Серафима не стала объяснять, что дело в другом, вежливо кивнула и уселась. Неожиданно ей пришла в голову замечательная мысль – а может, эта самая Милочка ждала ребенка от Костеренко? Тогда она запросто могла закрыть глаза на то, что ухажер женат, беден и не совсем молод. У ребенка должен быть отец, и не всем попадаются холостые, молодые бизнесмены.

– До чего ж надо довести дитя, шоб оно уже в пузе материться начало?! – донесся до ушей Серафимы голос какой-то возмущенной старушки.

– Да почему вы решили, что это маты? – восклицала женщина, которая уступила место. – Я, например, четко слышала: «Мама!».

– А я, например, слышала совсем другое! – перешла на крик бабуся. – А я еще хорошо слышу!

– А я вам за… ик… вляю, – прокричал нетрезвый беззубый дяденька, – это и не ребенок вовсе, а само брюхо воет! У меня всегда… после… ик… похмелья брюхо так же орет…

Пассажиры с интересом пялились на Серафиму, а та, только прослушав пьяненького мужичка, сообразила, что находится в центре внимания пассажиров. Сейчас на нее смотрели недобро – мужчине поверили. Красная от стыда, Кукуева вылетела на своей остановке из автобуса, будто пробка из бутылки. И все же даже эта неприятная поездка не погасила ее настроения – Серафима теперь знала, с какого бока подходить к Милочке.

Адрес Вера нарисовала добросовестно, единственное, что она упустила, – номер квартиры, да и то потому, что не знала. Это Серафиме предстояло выяснить самой.

Возле нужного подъезда вовсю разворачивался детский роман. Маленький мальчишка в синей измызганной курточке кричал на весь двор аккуратной девочке лет восьми:

– Лариска-сосиска, сарделька из свиньи! Лариска-тушенка, попробуй догони!

Девочка – та самая, по всей видимости, Лариска – превосходила кавалера весом раза в четыре и коварно вершила расправу. Она легко догоняла мальчонку, хватала его за шкирку и тыкала носом прямо в морозную слякоть. Пацан увертывался, пинался, выскакивал из рук, потом отбегал и снова вопил во все легкие:

– Лариска-сосиска!

Серафима поймала девочку уже в полете – та снова неслась за ухажером.

– Стой! Тебя, кажется, Ларисой зовут?

– Ага! Щас прямо! Вон этого идиота слушаете, что ли? Меня Снежаной звать, этот кретин просто не может рифмы подобрать к моему имени.

– Извини. Снежана, а в какой квартире у вас Мила живет? – спросила Серафима.

– А ни в какой. Нет у нас никаких Мил. А как у нее фамилия?

Серафима замялась. И в самом деле – как фамилия?

– Я не помню, сто лет уже не виделись. А ты точно знаешь, что Мила тут не живет?

– Я чо, врать старшим буду? – обиделась девчонка. – А сколько ей лет?

– Ну… молодая еще… лет двадцать пять.

Девчонка лихо присвистнула:

– Сказали тоже – молодая! Плесень! Молодая – это лет пятнадцать.

– Лет пятнадцать – это дитё еще, деточка, – фыркнула Серафима и пошла на мировую. – Ну хорошо, а из плесени у вас здесь кто проживает?

Ей вдруг в голову пришла весьма своевременная мысль – «Милочка» может быть даже и не именем, а так – ласкательное прозвище, типа Зайки.

– Вам рухлядь тоже говорить? – вежливо поинтересовалась девочка.

– А рухлядь это кто? – испугалась Кукуева.

Девчонка уныло вздохнула и лениво объяснила:

– Рухлядь – это те, кому за тридцатник перевалило.

– А кому за сорок?

– Динозавры.

– А старше?

– А таких уже никто и не зовет.

– Вот что, умница, хотелось бы мне с твоей рухлядью поговорить, да очень жалко – времени нет. Ты…

Девчонка похлопала глазами, потом не утерпела:

– А с какой… рухлядью?

– С мамой твоей. Ей же наверняка больше тридцати?

Девочка раскрыла рот, потом ошарашенно пощелкала зубками и сообразила:

– Простите… только вы мою маму так больше не зовите. Она у меня знаете какая? Она у меня первая красавица, вот!

Серафима быстро согласилась, ей и самой такие клички не нравились. А девчонка теперь без устали перечисляла всех, кто проживает в их подъезде:

– У нас, значит, на первом этаже Семеновы живут, это дино… старички совсем, а еще два дядьки. Потом…

После того как умненькая Снежана назвала всех, кто проживает в подъезде, Серафиму заинтересовали две квартиры: на третьем этаже – Калининых, у которых имелась дочь Ирина подходящего возраста, и квартира на пятом этаже – там снимали комнату две студентки.

Сначала Серафима направилась к Калининым.

Дверь открыла серьезная женщина в фартуке поверх брючного костюма.

– Здравствуйте, – сухо поприветствовала ее Кукуева. – Могу я видеть вашу дочь?

– А как вас представить? – не торопилась приглашать дочь хозяйка квартиры.

– Скажите, что из женской консультации пришли, – лихо соврала Серафима и выжидательно уставилась на женщину.

Та чуть побледнела, однако лица не потеряла. Мало того, она Кукуевой даже в прихожую не позволила войти. А напротив – вышла сама.

– Вы мне должны все рассказать, – строго предупредила она. – Консультация – это дело серьезное, мне вовсе не хочется, чтобы моя дочь натворила глупостей. Что стряслось?

Серафима растерялась. Она вдруг сообразила, что дальше врать не может. Это как же ее вранье отразится на несчастной Ирине?

– Хотелось бы узнать, – не выходила она из роли, – не посещала ли она нашу консультацию на предмет беременности?