Книга Сорняк - Джузеппе Грассонелли

– Выходи! – закричал я Доменико. Но он неподвижно стоял в дверях. Я снова заметил в маленьком окошке какое-то движение и инстинктивно бросился к машине: осколки разбитого стекла полетели мне прямо в лицо. Кто-то стрелял в меня из окна. Я тотчас выстрелил в ответ. Тем временем возле меня притормозила машина. Из нее вышли два типа в капюшонах. Я выстрелил в них, они прыгнули обратно в машину и уехали прочь. Я попал по автомобилю и, возможно, задел кого-то из нападавших, но не знал, кого именно. Я отпугнул их, быстрота реакции спасла меня.

Я попытался выстрелить еще раз, чтобы обеспечить себе путь к отступлению, однако с ужасом обнаружил, что израсходовал все свои тринадцать патронов. “Черт возьми, пистолет разряжен!” – мелькнуло в голове. Нужно бежать со всех ног. Я сжался в комок и зигзагами кинулся прочь, надеясь, что меня не заденут пули.

В тот момент я ничего не боялся – не было времени для страха. Я свернул на улочку, с которой начинался ряд домов с садами, перескочил через ограду одного из дворов и спрятался среди деревьев. Меня искали. Я слышал голоса своих преследователей, хотя они и старались говорить шепотом. Мой слух обострился до предела.

Они наверняка были озадачены, поскольку не ожидали увидеть меня с оружием. Им не хотелось устраивать стычку и терять кого-то из своих. К тому же с минуты на минуту могла приехать полиция.

“Они не знают, что у меня нет патронов, – подумал я. – Похоже, что и на этот раз я спасся”. Да, в тот момент я понял, что мне повезло. Но с тех пор я стал осмотрительней и всегда носил с собой по пять-шесть зарядов. Я избавился от своего старого пистолета, который спас мне жизнь, но в таких перестрелках был просто смешной игрушкой, и обзавелся лучшим в мире стрелковым оружием – пистолетом “Беретта 92F” с зарядом на шестнадцать патронов.

“Я убью всю твою семью, дорогой Доменико, а потом настанет и твой черед, помяни мое слово…”

Ненависть, которую я питал к этому подонку, затмевала даже ненависть к Джуфе.

Позднее я ужаснулся при мысли, что меня могли взять живым. Они подвергли бы меня двух– или трехчасовым пыткам, пока я сам не стал бы умолять их о смерти. Много лет спустя один из раскаявшихся мафиози признался на суде, что Джуфа хотел взять меня живым, чтобы допросить, как следует.

Я до сих пор вздрагиваю при мысли об этом.

Дождавшись ночи и даже не думая вернуться за машиной, я вышел из укрытия. Они могли оставить кого-нибудь караулить меня поблизости. Я пешком отправился к дому одного родственника, куда пришел пять часов спустя, едва не падая в обморок от голода и усталости. Мне не хотелось пугать его семью, представ в таком виде, но я не знал, куда идти. Я попросил немного еды и место, где можно передохнуть, пообещав уйти на следующий же день.

Открыв кран, я наполнил ванну водой. Снял с себя всю одежду и выбросил ее, вместе с ботинками, в черный пакет. Тело пестрело синяками, на руки налипла грязь, локти и колени ободраны. Потом взглянул на себя в зеркало: Боже праведный! Теперь ясно, почему родственники, увидев меня, онемели от ужаса – на моем лице живого места не было, оно все покрыто мелкими ранами. Вероятно, это осколки автомобильного стекла так исполосовали меня.

Снова смотреться в зеркало я не решился. Я погрузился в теплую воду и заплакал.

“Что ты задумал – объявить войну мафии? Ты совсем придурок? Очнись! Вековой истории не хватило, чтобы ее уничтожить, а тут являешься ты и… Что ты возомнил себе?” Так я разговаривал сам с собой.

На миг в голове промелькнула мысль обратиться к карабинерам. Или пойти в суд. Но я не испытывал доверия к органам власти. Поэтому отверг эту возможность.

“Прекрати думать, Антонио. Для начала разделайся с Джуфой, а там видно будет, – решил я. – А что, если меня арестуют раньше? А если… если… слишком много “если”…”

Я с головой погрузился в воду, надеясь, что мои мысли растворятся в ней или, по крайней мере, остановятся. Они сводили меня с ума. Я готов был заплатить любую сумму, только бы они оставили меня в покое. Я навсегда потерял внутренний покой.

За двадцать лет я много раз переосмыслил тот момент своей жизни. Бесконечное путешествие от Германии до Сицилии. Засаду в доме Доменико. Сложный и мучительный выбор в пользу мести за смерть родственников.

Сейчас, будучи уже зрелым человеком, после стольких лет тяжелого заключения, я смотрю на вещи иначе и не пытаюсь оправдать себя, я понимаю, что месть не была единственным выходом из ситуации и существовал выбор. Многие полагают, что выбор стоит между добром и злом. Но не все так просто. Передо мной стоял выбор не между добром и злом, а между плохим и худшим. Плохое заключалось в том, чтобы продолжать жить, защищать уцелевшую родню, которую продолжали убивать после того ужасного вечера. Если бы я не убил тех, кто уничтожал мою семью, то сам оказался бы убит.

Конечно, мне следовало бы довериться властям. Но тогда все верили, что государство и мафия заодно. Я не утверждаю, что так оно и было: пусть рассудит история. Но я помню, что как раз в 1986 году развернулся самый громкий процесс против мафии. Журналисты со всего мира стеклись в Палермо и писали о бессмертной мафии. В те времена на Сицилии, причем не только в бандитских кругах, обвинить человека в подлости можно было, назвав его Бушеттой – по имени знаменитого главаря мафии[9]. Слово “Бушетта” превратилось в ругательство и означало “негодяй”.

Мне разрешили иметь в камере телевизор, и вот недавно я видел интервью с прокурором из отдела по борьбе с мафией, Пьетро Грассо[10], – он входил в коллегию судей на историческом процессе против мафии в Палермо. И представьте, Грассо утверждал, что в то время было почти невозможно найти судью, который согласился бы председательствовать на подобном разбирательстве; непросто было отыскать и присяжных.

Сейчас я задаюсь вопросом, к кому мог бы обратиться я тогда, если даже государственные власти предпочитали держаться подальше от дел мафии? И даже великим судьям и настоящим героям вроде Фальконе с Борселлино[11] пришлось бежать с Сицилии и скрываться, чтобы вести борьбу против мафии.