Книга Добрая фея - Фрида Митчелл

— Глядя на вас, я чувствую себя виноватым. В ваших глазах читается немой упрек. Может, объясните, что случилось?

— Упрек? — Хилари невольно покраснела.

Генри невозмутимо кивнул. Он увлек ее в укромный уголок, закрывая своим телом от любопытных взоров, и, глядя в глаза, повторил свой вопрос:

— Так в чем же я провинился?

— Генри, о чем это вы? Не понимаю!

— Не выставляйте меня дурачком.

Все это настолько не походило на него, что от удивления у Хилари открылся рот. Генри же вкрадчиво продолжил:

— Мне стыдно, горько и обидно. Право же, я этого не заслужил. А как вы считаете?

Хилари подумала, что он шутит, однако, внимательно взглянув в его черные глаза, поняла, что Генри говорит всерьез.

— Не знаю, что заставляет вас так думать, — промолвила она деревянным голосом. — Я все время молчала, как же я тогда могла вас оскорбить?

С трудом усмирив желание дотронуться до нее, Генри прищурился: за ангельским обличием очаровательной леди явно скрывалось стальное нутро.

— Меня не покидает ощущение, что вы ожидаете от меня какого-то дикого поступка, — с обезоруживающей прямотой заявил он. — Порой вы смотрите на меня так, словно от меня смердит.

— Неправда! — Она попыталась выглянуть из-за его плеча, но Генри был слишком высок. — Разве нам не нужно общаться с людьми? — пробормотала Хилари растерянно. — На нас, наверное, смотрят…

— Я разговариваю с тем, кто мне интересен, — отрезал Генри. — На всех остальных мне плевать. Я допускаю, что вы хлебнули лиха за последние годы, но зачем же стричь всех мужчин под одну гребенку? В отличие от вашего бывшего мужа некоторые представители сильного пола думают головой, а не другой частью тела, пусть и не менее важной…

— Генри! Нас могут услышать!

— Разве преступление — обратить внимание на вашу красоту? По-моему, не замечать ее может лишь старый маразматик либо гомосексуалист.

Хилари ошеломленно уставилась на него.

— Я не считаю нужным извиняться за то, что хотел бы видеть вас в своей постели, — непринужденно развивал свою мысль Генри. — Однако из этого не вытекает, что я намерен затащить вас туда обманом или другим способом против вашей воли. Не станете же вы отрицать, что между нами возникает электрический разряд, стоит лишь нам прикоснуться друг к другу? Для танго требуется двое танцоров, и каждый из них должен точно знать, чего ему хочется.

Хилари не верила своим ушам. Судорожно вздохнув, она пролепетала, сгорая от смущения:

— Ничего подобного между нами нет, я просто у вас работаю.

— Не говорите глупостей!

Генри сделал едва заметное движение и коснулся ее бедром. Хилари вздрогнула, как от удара током, и вытаращила глаза.

— Убедились? — спросил он удовлетворенно.

Такого самовлюбленного нахала Хилари еще не доводилось встречать. Но он был прав! Впрочем, она готова была пройти босиком по горячим углям, но только не сознаться в этом. Ну и что из того, что она испытывает к Генри Тренту физическое влечение? Ее влекло и к Максу, а чем все это кончилось?

— Половое влечение — не главное в отношениях женщины и мужчины, — озвучила она свои мысли и тотчас же пожалела об этом.

— Простите, Хилари, но я с этим не согласен, — невозмутимо ответил Генри. — Разумеется, это лишь составная часть их взаимоотношений, но без нее счастливый брак невозможен.

— Типично мужская логика! — выпалила Хилари, тотчас же поймав себя на желании перевести разговор с личного на общее.

— Я вправе выражать только свое мнение, однако у меня есть печальный опыт в этом вопросе, — парировал Генри совершенно будничным тоном.

— Как прикажете вас понимать? — выдохнула Хилари, не в силах противостоять любопытству.

Рассудок подсказывал ей, что лучше поменьше знать о жизни этого мужчины, вселяющего в нее тревогу: меньше знаешь — крепче спишь. Пока что все, что она узнавала о Генри, глубже втягивало ее в его орбиту. Ей совершенно не хотелось пропасть в этой черной дыре. Но, к своему нарастающему ужасу, Хилари не находила в нем отрицательных черт, Генри был ласков с сыном, и его любовь к Доминико угнетала Хилари не меньше, чем его внимательное и доброе отношение к прислуге. Хилари ощущала потребность в неприязни к нему, все острее чувствуя, что иначе она погибнет.

— У меня был младший брат, звали его Мишель, — возобновил свое повествование он. — После смерти нашего отца мать перебралась во Францию. Он уехал вместе с ней и в скором времени превратился в настоящего француза. Мишель подружился с братом Жаклин, моей будущей жены, они стали неразлучны. Нужно сказать, что Анри и Жаклин — близнецы, они были сильно привязаны друг к другу. Так вот, приятели — Анри и мой младший братец Мишель — постоянно искали опасных приключений. Это были сущие дьяволята. Закончилось все трагедией: оба погибли в Альпах при невыясненных обстоятельствах. Им было по двадцать лет. Наши семьи были потрясены этим несчастьем.

— Ах, Генри! Мне искренне жаль… — с состраданием пробормотала Хилари.

— У Жаклин было еще четверо братьев и сестер, но гибель брата-близнеца буквально раздавила бедняжку, я тоже был подавлен смертью младшего брата. Мы сблизились, поначалу это была только дружба, но Жаклин вскоре привязалась ко мне. — Генри говорил бесцветным и слегка натянутым голосом. — Заметив, что наши отношения зашли слишком далеко, я попытался их прекратить, но Жаклин впала в отчаяние. Она готова была покончить с собой. К тому времени ее отец умер, а с матерью она никогда не была близка. И вот… — Он покачал головой. — Я пошел у нее на поводу, поддавшись жалости и своему долгу перед памятью о брате. Жаклин не внушала мне отвращения, мы с ней ладили, а ей очень хотелось стать моей женой. Вот так мы и поженились: ведь в конце концов браки иногда строятся и на менее прочном фундаменте, однако не рушатся от житейских бурь.

— Вы были с ней счастливы? — осторожно спросила Хилари.

— У моей жены не было повода огорчаться.

— А у вас?

После долгого молчания Генри повернулся к ней лицом, и ответ она прочла в его глазах.

— Простите, Генри! — спохватилась Хилари, искренне сожалея о своей бестактности.

— Не извиняйтесь, — раздраженно буркнул он, явно сожалея о том, что разоткровенничался. — Мы никогда не скандалили и не таили друг на друга обид. Могло быть и хуже.

— Вы тоскуете по брату?

— Я вспоминаю о нем ежедневно, — признался Генри дрогнувшим голосом. — Моя мать так и не смирилась с этой утратой. Она души не чаяла в Мишеле, он был ее любимчиком, как я — отца. Родители назвали меня в честь моего английского деда, а брата — именем отца нашей матери. У нас была дружная семья. Мы с братом не завидовали друг другу и не соперничали по пустякам, как это часто случается. Это были прекрасные времена…