Книга Эмигрантка. История преодоления - Екатерина Мириманова

– Ну не знаю, – я все еще не утратила способности к иронии. – Может, потому, что я уже неделю лезу на стены от боли? Даже с морфинами и «Трамалом». Я не сплю семь ночей, почти не ем. От боли я могу думать только о том, как ее прекратить, и, к сожалению, в голову мне приходят самые безрадостные мысли. Рука опухла и покраснела выше локтя, и меня преследует ощущение, что внутри нее поселился инопланетянин, который рвется наружу. То есть там инфекция.

Интересно, ощутил ли он ненависть, сквозившую в моих словах? Я говорила спокойно, но лишь с огромным трудом удерживалась от того, чтобы не высказать все, что думаю о горе-эскулапе. Например: «Чертов идиот! Если бы ты хоть немного разбирался в медицине и прописал антибиотики, ничего этого не произошло бы!»

– Но ведь это гематома, – развел он руками.

– Послушай меня, Хосе. Я из семьи потомственных медиков. Я в состоянии различить боль от гематомы и боль от инфекции, и я прекрасно знаю, что мои симптомы свидетельствуют о наличии инфекции. Клади меня в больницу. Сейчас же.

Кажется, жесткий тон его убедил, и он нервно согласился. Меня поместили в чистилище, как я это называю: большой зал, с тряпичными перегородками, в котором восемь-десять пациентов ждут, пока их распределят по палатам. Здесь у меня взяли кровь и сделали рентген. Мой вопрос: «Почему рентген? На нем же не будет видно инфицированной зоны», – остался без ответа. Анализ крови оказался плачевным. Все показатели зашкаливали.

«Чертов идиот! Если бы ты хоть немного разбирался в медицине и прописал антибиотики, ничего этого не произошло бы!»

Между тем боль распространилась до плеча. Подошел какой-то врач и сказал, что руку нужно зафиксировать в вертикальном положении, чтобы спал отек. Я спросила, о каком отеке он говорит, если у меня инфекция. Он ответил, что знает лучше. Руку подвесили, привязав к стойке для капельниц. Боль предсказуемо усилилась. Теперь я не просто кричала – нет, я орала на всю больницу. С трудом дождавшись эскулапа, я потребовала немедленно отвязать руку, на сей раз он ко мне прислушался.

И мне наконец-то ввели антибиотик… аугментин. Я, естественно, поинтересовалась, какого черта мне назначают практически святую воду, если у меня уже вполне мог развиться остеомиелит. Этот вопрос тоже проигнорировали. Через пять часов после введения антибиотика рука опухла еще сильнее: пальцы начали напоминать сосиски. Фиолетово-синего цвета. Стало очевидно, что если я ничего не предприму, то в лучшем случае отделаюсь ампутацией, а в худшем – умру от сепсиса. Я потребовала у медсестры:

– Немедленно позовите дежурного врача!

Спустя пару минут показался врач – молодой человек неопределенного происхождения, но явно не испанец.

– Антибиотик не действует, – холодно заявила я.

– С чего ты взяла? Ведь не прошло и двадцати четырех часов после инъекции.

– Давай-ка начистоту. Мне известно, как должны работать антибиотики. Я отдаю себе отчет в том, что они не действуют за пять минут. Но если антибиотик правильный, то после его введения ситуация совершенно точно не должна ухудшаться. А мне стало гораздо хуже.

– Мы не можем поменять антибиотик, надо подождать двадцать четыре часа.

– Ты хоть понимаешь, что может случиться за это время? – спросила я с каменным лицом. – Я могу умереть от сепсиса.

Побледнев, он развернулся и ушел. Я спросила у медсестры, нет ли в больнице Паласиоса. Но обнаружилось, что в связи с праздниками он взял короткий отпуск (в Испании нередки так называемые пуэнте: если праздник выпадает на выходные, то их продлевают еще на пару дней, чтобы люди могли как следует отдохнуть).

– А ничего, что его пациентке совсем плохо? – задала я риторический вопрос, заранее зная, что ответа на него не получу.

Вечером меня перевели в отдельную палату. Хуанки провел ночь рядом со мной в кресле. Своего раздражения он, впрочем, не скрывал и постоянно делал мне замечания, так что я страстно желала, чтобы он исчез, – не только из палаты, но и вообще из моей жизни. Утром меня навестила мама вместе с Марио, ее вторым мужем, – потрясающим мужчиной, умным и интеллигентным, с безупречным чувством юмора. Он один из немногих людей в этом мире, к чьему мнению я прислушиваюсь. С их приездом я слегка воспрянула духом.

Привезли обед. Правой рукой я двигать не могла, к левой была подсоединена капельница, и мама предложила меня покормить. Ради одного этого стоило пройти через ад: мама кормила меня с ложечки впервые с тех пор, как мне исполнилось два года! Телячьи нежности у нас в семье не были приняты. К тому же в последние десять с лишним лет мы редко общались, да и в принципе я привыкла полагаться исключительно на себя, не рассчитывая на чужую помощь. Но сейчас я согласилась. Наверняка это было трогательное, почти пронзительное зрелище: мать, кормящая с ложечки свою тридцатитрехлетнюю дочь. В тот момент я осознала, что мама любит меня, просто по разным причинам не хочет это демонстрировать. Возможно, чтобы не причинять душевную боль нам обеим. Я вспомнила, как ухаживала за бабушкой, маминой мамой, и точно так же кормила ее с ложечки… Уж не знаю, что на меня повлияло: наркотики, которыми меня исправно пичкали, усталость, внезапно нахлынувшая ностальгия или все сразу, но я почувствовала прилив счастья.

Утром ко мне заглянул врач-терапевт. В Испании именно терапевт назначает лекарства, а хирург, проводивший операцию, практически не имеет права голоса в этом вопросе. Тем более если хирург отдыхает на пляже, пока его пациент лезет на стену от боли.

– Поменяй мне антибиотик, – потребовала я.

– Мы должны еще подождать! – последовал стандартный ответ.

Сил на возражения у меня не осталось. Вместо этого я позвонила своей двоюродной сестре – руководителю одного из подразделений крупной фармацевтической фирмы – и попросила совета. И вот что она порекомендовала: я должна была потребовать результаты анализов, упомянув, что собираюсь показать их профессору из России. Я с энтузиазмом взялась за дело. Потребовала бумаги. Ровно через полчаса на пороге палаты появился терапевт и сообщил, что лекарство поменяют.

– Да не может быть, – съязвила я. – А когда мне сделают томограмму, чтобы понять, из-за чего так болит рука?

Он сказал, что я – в очереди, и ушел. В одиннадцать вечера мне поставили капельницу с новым препаратом и морфинами, и через двадцать минут я уснула как убитая. Муж спал рядом на диване. Надо отдать должное испанским больницам: большинство из них превосходит российские клиники и по оснащенности, и по комфортабельности. Причем это касается как платных учреждений, так и бесплатных. Палата, в которой я лежала, была рассчитана на одного человека. В ней имелись телевизор, вай-фай, современная регулируемая кровать, письменный стол, тумбочки на колесиках, ванная, диван для посетителей и даже балкон, выходивший, правда, на шоссе. Но все лучше, чем сидеть взаперти (в палатах без балкона окна открывать запрещалось).

Проснулась я в пять утра, оттого что моя рука была мокрой. Включив свет, я увидела кровать, залитую гноем.