Книга Кесем-султан. Величественный век - Ширин Мелек

* * *

– Вот это манго. Пробовала когда-нибудь?

Махпейкер с трудом оторвала голову от подушки… нет, не от подушки, а от сбившейся атласной простыни, которую она комом примостила себе под щеку. В следующий миг девочка поняла, где сейчас находится, – и сон мгновенно улетучился.

– Нет, никогда не пробовала. Не видела даже, – ответила Башар чрезвычайно искренним голосом.

– Вот сейчас попробуешь. – Ахмед, разумеется, ничего не заметил и в искренности не усомнился: он и правда мальчишка. – Его полагается резать серебряным ножичком…

– Как интересно… – проговорила Махпейкер, придвигаясь поближе.

Ахмед, вдруг очень обрадовавшись, повернулся к ней:

– А, проснулась? Вот и отлично! Смотри: это индийский плод манго, его только серебром режут. Хорошо, что этот ножик никому из нас давеча не подвернулся под руку, ха!

– Ничего бы не случилось, – Махпейкер решительно покачала головой. – Что бы мы ни делали, нам никогда не…

– Ну, значит, хорошо, что он мне под руку не попал, – миролюбиво согласился шахзаде. – Я-то вас, непокорных рабынь, имел право зарезать. Наверно, даже должен был… Так хочешь манго? Или засахаренные фрукты будешь? Вон они, на другом блюде, фарфоровом… Ему тоже повезло: запросто могли раскокать!

– Спасибо. Сначала давай лучше этот индийский, неведомый, который надо разделывать серебряным лезвием, словно он могильный гуль или мечи́к-кровосос.

– Ну ты и сказала! – Ахмед восхищенно прицокнул языком. – Мне бы никогда до такого сравнения не додуматься… Гляди, вот так его режут: там внутри большая косточка… ой.

Он сунул в рот оцарапанный палец

– Дай-ка сюда, – не вытерпела Башар. Привычно взяла огромный мягкий плод, аккуратно разделала его, нарезала тонкими ломтиками. Не испачкавшись в липком соке, разложила их по серебряному блюду затейливым узором и подвинула так, чтобы эти дольки было удобно брать всем троим.

– Так вы, значит, уже видали… – протянул шахзаде с легким разочарованием. Смотрел он при этом отчего-то не на Башар, а на Махпейкер.

– И разрезали. И ели, – спокойно ответила та. – Неужто ты думаешь, что на стол валиде-султан подаются менее изысканные лакомства, чем на твой?

– И вправду так думать глупо, – легко согласился Ахмед. – К тому же, если подумать, пусть будут даже изысканнее: воинам не к лицу есть слаще женщин.

«Воинам»… Башар открыла было рот, готовясь сказать что-то язвительное, но теперь уже Махпейкер бросила на нее предостерегающий взгляд.

– А раз так, – продолжила она, – то кто, по-твоему, очищает эти фрукты твоей бабушке? И неужели ты думаешь, что она не угощает своих юных ближних служанок?

– Любимых служанок! – добавила Башар.

– И так не думаю тоже, – кивнул шахзаде. – Ну, угощайтесь, юные, ближние, любимые…

Аппетит у них вдруг проснулся такой, что оба блюда, с засахаренными фруктами и с манго, опустели мгновенно. Манговым соком они измазались до ушей. Одно дело – удалить сердцевину и разложить узором дольки, другое – есть истекающую сладостью зрелую мякоть в полутьме, при свечах, с одного небольшого блюда, лежа вокруг него на кровати. Втроем. Без одежды. И без греха: это было как в райском саду Джаннат, где прародитель Адам возлежал с праматерью Хавой.

То есть Хава у него была одна. Но если верить тому, о чем шепчутся ночами, кроме нее на ложе к прародителю приходила еще дивная и темная дева Лилит. Та, чьи слезы даруют жизнь, а поцелуи приносят смерть.

Сейчас не такая ночь, чтобы шептаться об этом…

– Есть еще китайский померанец. Большой, но один, – с сожалением сказал Ахмед. – А, ладно, разделим его по-братски.

– Лучше по-супружески! – не сговариваясь, одновременно ответили Махпейкер и Башар. И чуть опасливо покосились друг на друга: да, сегодня странная ночь, но не слишком ли они искушают судьбу?

Как оказалось, не слишком.

– Да будет вам «по-супружески»… – как-то равнодушно ответил шахзаде. – Еще успеете. Ничего в этом интересного нет, уж поверьте.

Последние слова он произнес с усталой мудростью пожилого султана, измученного толпой хасеки, кадынэ, икбал и вовсе непонятно каких женщин. Или, того паче, с досадой бедного простолюдина, который за всю жизнь не скопил достатка, чтобы второй женой обзавестись. Так и мается с первой – сварливой, давно состарившейся, иссушенной бесчисленными родами и выкидышами…

На этот раз подруги промолчали. И в их молчании было нечто такое, из-за чего Ахмед, покосившись на них, уточнил:

– Все с вами будет в порядке, не бойтесь… юные, ближние, любимые. – Он улыбнулся. – Я поговорю с бабушкой, прикрою вас от ее гнева.

– Плохо ты знаешь Сафие-султан, если думаешь, что она по-настоящему гневаться будет, – покачала головой Махпейкер. – То есть гнев, наверно, сочтет нужным изобразить, и это будет… неприятно. Но от этого нас прикрывать не надо. Да ты и не сумеешь. А в остальном…

– В остальном она, конечно, все правильно поймет, – поддержала ее Башар. – Да уже и поняла, конечно. Давно. Еще вчера.

– То есть… – недоверчиво протянул шахзаде, – то есть ты думаешь, она все, что у нас случилось – вернее, не случилось! – предвидела заранее? Вы обе так думаете? – уточнил он.

– Ну, чтобы совсем точно предвидела, это вряд ли, – признала Махпейкер. – Но наверняка допускала, что может получиться именно так. А вообще мы, все трое, ее, пожалуй, подвели. Она, конечно, ожидала, что мы окажемся чуточку взрослее.

– О моей взрослости можешь не заботиться, – усмехнулся Ахмед. – А вот с вами что она сделает?

– Высечет, разумеется. – Махпейкер c чуть наигранной беззаботностью пожала плечами. – Своими руками, наставницам не доверит: мы – ее девочки!

Она поймала себя на том, что сейчас хвастается тем, чем, пожалуй, и не стоит. Но ведь и в самом деле не всяких служанок «бабушка Сафие» собственноручно наказывает, а только ближних, которые скорее воспитанницы, чем прислужницы!

– Мы трое, – уточнила Башар.

– Ну да, конечно, – поспешила подтвердить Махпейкер. – Я, она и Хадидже.

– Розгами?

– Ты еще скажи – плетью! Нет, тростью, конечно.

– Буковой? – с каким-то странным любопытством поинтересовался Ахмед. – По пяткам?

– Что мы тебе, провинившиеся янычары?! – возмутилась Башар. – По тому, по чему надо! И трость у нее, конечно, не буковая палка, а ротанговая лоза.

– Ага. Ясно.

– Что же такое тебе ясно, о господин наш и повелитель?

– Многое, – усмехнулся шахзаде. – Ротанг во дворце вот откуда: нам, мне и братьям, для занятий матраком регулярно завозят свежие палки, они ведь ломаются постоянно, иной раз за время состязаний по три деревянных клинка сменишь. И вот мне наставник-матракчи сообщил как-то раз, что самые тонкие из них служанка Сафие-султан забирает. Я все гадал, для чего: старухе воинскими искусствами заниматься точно не пристало! А это, оказывается, для вас. Юных, ближних, любимых.