Книга Удар отложенной смерти - Инна Тронина

Шестиклассник Сысой сейчас спал, как убитый, после тренировки в секции тенниса. С младшим родителям приходилось ещё труднее, чем с Леонидом. Тот был более искренним, часто говорил правду в глаза. Сысойка же для виду слушался отца и мать, а сам делал всё по-своему, но тайком. Благодаря этим своим гадким качествам он сейчас играл в теннис, а не занимался борьбой, как того хотел Захар.

Парень несколько месяцев врал, что ходит именно на борьбу, и даже придумывал всякие увлекательные подробности, якобы случившиеся на занятиях. Лика им доверчиво внимала, и даже сам Горбовский не заподозрил подвоха. Но случилось так, что Сысой разоткровенничался в присутствии гостившего у них Андрея Озирского, который немедленно вывел наглеца на чистую воду. Но тут же попросил родителей простить шалопая и позволить ему заняться тем видом спорта, к которому лежит душа.

Сысой с самого рождения откалывал фортели. Он даже появился на свет не в роддоме, а на пристани в Гопри. Тогда семья Горбовских ехала к матери Захара Александре Никифоровне в Скадовск, под Херсон. Но пришлось задержаться в дороге на несколько дней, и к бабушке они прибыли уже не втроём, а вчетвером.

А этим январским вечером Горбовские сидели на кухне. Лика поспешно разогревала приготовленный утром обед. Захар копался ложечкой в сахарнице, выслушивая жалобы жены и размышляя, как обстоят дела с выполнением приказа начальника Главка.

– Зарик, я долго не выдержу! Понимаешь ты это или нет? Мало мне твоих ночных облав, за Лёнечку всё сердце изболелось… Так теперь, если станешь депутатом, вообще из Москвы не вылезешь! Будешь там на трибуне трендеть целыми днями, а мне всю семью на себе волочь?

– Леокадия, постучи по деревянному! – Захар налил себе крепкого чаю и подцепил вилкой кусок китайской ветчины. – Смотри, накаркаешь, и я не пройду! Меня тогда на Литейном сотрут в порошок и засмеют одновременно. Самое главное, столько времени потрачено, столько сил! Это же каждую неделю в Москву мотаться – службу бросать, дом!..

– Ты-то не пройдёшь?! – Лика показала мужу кукиш, одновременно снимая с плиты сковороду. Там стреляла постным маслом румяная картошка. – У тебя кругом такая реклама, что вопрос решённый. Все люди знают, что надо выбирать тебя – тогда мафии каюк. Народ думает, что это так просто! Стал Горбовский депутатом Верховного Совета и тут же навёл в городе порядок. А я всё это время должна кувыркаться с детьми одна. И прощай, нормальная жизнь, здравствуй, психушка! Нет, Зарик, неужели ты не мог отказаться? Честное слово, это же неподъёмный воз работы. А я и так не знаю, когда тебя домой ждать. Взяли бы какого-нибудь полковника или генерала, который напрямую не руководит оперативниками…

– Привет! – Горбовский глотнул чаю, не дождавшись картошки, и обжёгся. – Потому меня и выдвинули, что я руковожу оперативниками! И потому лучше любого генерала знаю, что им нужно, а что вредно. И сейчас моя главная мечта – покончить с таким положением, когда мы на одной развалюхе семьдесят восьмого года выпуска против иномарок и электроники. Наши «крёстные отцы» контрабандой вывозят золото, покупают всё это снаряжение и хохочут над нами. Для ментов же вечно денег нет. Я достаточно побился, как рыба об лёд. И понял, что надо становиться депутатом. Надо, Ликушка, родная, иначе слушать никто не будет. Я вот сейчас приехал, и не знаю, сколько моих сотрудников ранено за эти три дня. А вдруг, типун мне на язык. Погиб кто-нибудь? Что у нас против оргпреступности есть, кроме «макаровых» в оружейной комнате, половина из которых неисправна? Одни идиотские инструкции, которые не оставляют ни одной лазейки для законного применения оружия! Сам о себе не позаботишься, никто зад не поднимет. Все только требуют – давай, беги, раскрывай. Поезжай, «золотой трафик» вынь и положь! А как его добудешь, генералу безразлично – хоть рожай! Для меня, к примеру, «Спрут» смотреть – форменное мучение. От зависти плачу, честное слово. Они там пистолеты хотя бы имеют право носить постоянно. А у нас сдал табельное, и по дороге домой тебя любой алкаш, которому трояка на пузырь не хватает, убьёт ломом по башке…

– Зарик, перестань! – Лика уже мысленно прокляла себя за то, что разбередила незаживающую рану мужа. – Только не заводись. Прости, что я брякнула по глупости. Но в парикмахерской я привыкла к другому…

– И к чему же?

Горбовский уже не мог забыть о контрабанде, по которой с конца декабря не было никаких сдвигов. А на завтра генерал уже вызывал их, чтобы потребовать отчёт о проделанной работе. Слушать Горбовского должны были ближе к вечеру, но вряд ли за день удастся получить какие-то результаты. Ну а тогда уже и начальник Главка, и его заместители с удовольствием констатируют, что Горбовский ленится, И. возможно, дело пойдёт лучше, если сменить его на Петренко…

– Я привыкла к зависти, сплетням, козням. – Лика присела рядом с мужем, взяла его под руку, уткнулась подбородком в плечо. Её мелко завитые, длинные волосы мазнули Захара по щеке. – Понимаешь, мне иногда кажется, что наша заведующая была бы счастлива, погибни кто-нибудь из нас!

– Не болтай глупости. – Захар допил чай. – Мне звонили с работы?

– Да, я на календарь записала. Только вернулась со смены, как объявился Саша Минц. Передал, что Андрей сегодня собирается в крематорий. Сказал, что ты в курсе…

– Как это?.. Не посоветовавшись со мной?!

– Там же Геннадий остался. С ним Андрей, наверное, и посоветовался. – Лика оглянулась на скороводку. – Так ты будешь картошку-то есть?

– Давай. – Горбовский принялся за еду, не ощущая вкуса. – Долазается он в крематорий, что самого в печку упрячут! Отвечать-то мне, а не Геннадию. А что ещё Санька сказал?

– Ты разве не в курсе? Я же не могу спрашивать, почему Андрей поехал в крематорий! И вообще – я к тебе в секретарши не нанималась. Огурца положить?

– Клади. – Захар встал. Потом вновь опустился на табуретку, понимая, что сделать уже ничего не может. – Собрался позвонить Андрею, – ответил Горбовский на вопросительный взгляд жены. – Но придётся подождать до утра. Дома его, наверное, нет. Или он спит, так будить не хочется.

Трель звонка, причём такая, какую всегда выводил только Озирский, взорвала полуночную тишину. Лика выронила из рук вилку.

– Кто это ещё?..

– Ты же знаешь, что так звонит Андрей. Но откуда?..

– Зарик, не открывай! – Лука вцепилась мужу в рукав. Зрачки её расширились, будто от белладонны.

Горбовский вскочил:

– Как это не открывать?! Ты что, заболела?

Он стремительно вышел из кухни, понимая, что на один процент из ста жена права. Манеру Андрея мог перенять кто-то другой, не так дружественно настроенный. Поэтому Захар подошёл к двери боком, и не наклонился к «глазку». С некоторых пор в него повадились стрелять, дождавшись, пока хозяина одолеет любопытство, и он захочет рассмотреть визитёров.

– Кто? – глухо спросил Горбовский. Ликин испуганный взгляд жёг ему спину между лопатками.

– Ты что, в Москве наш уговор забыл? – раздался из-за двери голос Озирского, который уже никто бы не смог подделать. Чистый, низкий, полусмешливый, полузлой – он был неповторим.