Книга Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор

– Не перегружайте в-в-вашу красоту, – посоветовал Клавдий. – Вы прекрасны как есть. – Он поцеловал Мессалину в лоб и бережно, с обожанием дотронулся до живота супруги над самым пупком.

Кезон помрачнел и что-то буркнул. Тит оттащил его в сторону и прошептал в ухо:

– Что с тобой, брат? Весь день ты в дурном настроении.

– Эта девица ему во внучки годится!

– Нас их отношения не касаются. Постарайся не выражать свое неодобрение столь открыто.

– Там, в Александрии…

– Теперь мы в Риме. Здесь все иначе.

Тит вздохнул. В Александрии брат связался с какими-то странными людьми и набрался весьма фанатичных идей. Виноват был отец, который дал слишком много воли совсем еще юным сыновьям. Тит и Кезон получали общепринятое образование в академии близ храма Сераписа, где занимались, как положено, философией, риторикой и атлетикой. Но стоило учебному дню кончиться, как Кезон, влекомый интересом к мистицизму, пропадал в иудейском квартале, и тамошние так называемые мудрецы забили ему голову всякими дикими представлениями, равно чуждыми и грекам, и римлянам. Отец, слишком погруженный в дела, не пытался избавить Кезона от сомнительного влияния. Тит подумал, что усмирить братца скорее удалось бы деду – пожилому мудрому человеку, располагающему и временем, и терпением, – но Фатум лишил их деда. Они выросли, не зная родителей отца с матерью, – случай, в высшей степени редкий для юных римских патрициев.

Но наконец они в Риме, и им не сыскать лучшего друга и наставника, чем Клавдий.

– Может, поднимемся на Палатин? – предложил Клавдий. – Посмотрим хижину Ромула, храм Аполлона…

Мессалина закатила глаза:

– Муж мой, нельзя же за день показать весь Рим!

– О чем я только думаю? Ты же наверняка устала, д-д-дорогая. С твой стороны было подвигом вообще пойти.

– Я не могла упустить возможность поприветствовать твою чудесную родню. – Мессалина обвела всех взглядом. Ее глаза задержались сперва на Кезоне, потом на Тите.

– Но тебе нельзя переутомляться, – забеспокоился Клавдий. – Я кликну носилки и отправлю тебя домой.

Мускулистые рабы подошли с носилками. Двое из них устроили Мессалину на мягком ложе. Поцеловав супругу на прощание, Клавдий задернул богато вышитые шторки, чтобы уберечь ее от посторонних взглядов. Когда носилки тронулись, Мессалина раздвинула шторки пальцем и вы глянула. Ее взор пал на Тита, который как раз смотрел на нее.

Клавдий и женщины обсуждали маршрут на остаток дня и ничего не заметили, но Кезон увидел и услышал все: пронзительные взгляды, которыми обменялись его брат и Мессалина; прищур ее глаз и чуть разомкнутые губы; короткий мычащий звук, изданный Титом и сопроводившийся вздохом.

Шторки сомкнулись. Носилки скрылись из виду. Тит повернулся к Кезону, и тот с неодобрением покачал головой.

Тит вскинул бровь и криво улыбнулся:

– Теперь мы в Риме, брат.

41 год от Р. Х.

Кезон встряхнул в ладони и швырнул на стол три игральные кости. Вышли две четверки и единица.

– Слабовато для тебя, брат. Никуда не годится! – Тит подобрал кости и метнул сам. Выскочили единица, шестерка и тройка. – А для меня – бросок Венеры[12]. Я выиграл! Носить фасинум нынче мне.

– Его все равно никто не увидит под тогой.

– Но тем не менее он будет там, вблизи от сердца, когда нас примет император. Мы долго ждали этого дня, Кезон.

Со дня прибытия близнецов в Рим прошло три месяца. Они поселились в доме на Авентине, невдалеке от того, где родились. Он не отличался роскошью и находился слишком низко на склоне, чтобы любоваться видами, но был достаточно просторным для размещения всех четверых вместе с рабами, и еще оставалось место на случай прибавления в семье.

Пока близнецы облачались в свои лучшие тоги, их жены надевали самые красивые столы и вносили последние поправки в новые прически. Они быстро переняли римскую моду, хотя Артемисия осталась более консервативной, уважив нелюбовь Кезона к показухе. Втайне она завидовала Хризанте, пышно взбитые волосы которой возвышались над теменем, словно многоквартирный дом в Субуре.

В специально нанятых по столь торжественному случаю роскошных носилках обе четы отправились на Палатин в императорский дом. Стоял приятный день януария, и бледное солнце светило сквозь высокие перистые облака. Когда они миновали древний Ара Максима, Великий алтарь Геркулеса, Тит настоял на остановке. По совету Клавдия он наконец взялся за историю Ливия, где в первой главе повествуется об освящении Ара Максима. Титу показалось, что осмотреть сооружение подобает именно в этот день.

Алтарь был сложен из массивных каменных блоков – грубо обтесанных и выглядевших очень древними. Рядом высилась великолепная бронзовая статуя Геркулеса, вооруженного дубиной и облаченного лишь в накидку из львиной шкуры. По их приближении им предложил свои услуги жрец. За несколько монет он вылил на алтарь немного вина и возжег курения, тогда как Тит прочел молитву за благополучный исход аудиенции у императора.

После Тит разъяснил Артемисии и Хризанте особое значение алтаря для Пинариев.

– Задолго до появления на Тибре города, когда на Семи холмах жили лишь пастухи да редкие торговцы, здесь побывал Геркулес, который гнал стадо быков. В пещере на Палатине, вон там, жило чудовище по имени Какус, наводившее ужас на местных жителей. Какус совершил ошибку, попытавшись похитить у пришельца быка, – он не знал, с кем имеет дело! – и Геркулес в жестокой схватке убил чудовище прямо на этом месте. А Пинарии жили здесь даже в те стародавние времена, ибо Ливий сообщает, что именно Пинарий заложил жертвенник – самый первый алтарь божеству на Семи холмах.

Кезон, молчавший с того момента, как они сошли с носилок, наконец подал голос:

– Геркулес не был богом, брат.

Тит покосился на него:

– Строго говоря, при жизни он был полубогом, так как Юпитер зачал его от смертной женщины. Но после смерти он присоединился на Олимпе к богам.

Кезон негромко фыркнул:

– Если ты веришь в такую чушь.

– Кезон! – Тит скрипнул зубами.

Брат не впервые выражал столь крамольные мысли, но богохульство в общественном месте, где кругом чужие уши, а тем более рядом со святилищем, издревле связанным узами с их собственным родом, выходило за рамки приличий. Тит попросил Артемисию и Хризанту вернуться в носилки, после чего сквозь зубы обратился к Кезону:

– Научись различать, брат, когда можно говорить, а когда лучше оставить свои мысли при себе.

– А что? Юпитер поразит меня молнией, если услышит?