Книга Небесный Стокгольм - Олег Нестеров

Кира встал из-за стола, надел фетровую шляпу и молча вышел на улицу, похожий на кота в сапогах.

– Второй… – кивнула Люся.

Антон подошел к печке и откашлялся:

– Анекдот про Чапаева. Рассказывается впервые. После прослушивания забыть. Пока государственная тайна.

– Опять, – вздохнула Вера.

А: Петька с Василием Ивановичем собрались на рыбалку, купили водки и барана. Барана зажарили и тут вспомнили, что стаканы забыли. Петька побежал за ними, а Чапаев выпил всю водку, съел барана и заснул. Петька вернулся, смотрит – только бутылка пустая и косточки остались. Со злости он взял и засунул Чапаеву в жопу бараний позвоночник. Наутро встречаются, Василий Иванович говорит: «Ну, Петька, я вчера так надрался, что сегодня сел срать и высрал позвоночник. Еле обратно запихал!»

Последние слова он уже выкрикивал из другой комнаты, куда его уволокла Вера, обхватив рукой шею. Он немного и сам сейчас был похож на барана.

– Третий, – сказала Люся. – Пора спать.

* * *

Когда Белка вошла к себе в комнату, то увидела на широкой кровати спящих Гену и Петю. Она накрыла их одеялом, пробралась в середину и легла между ними. Каждый, не сговариваясь, положил ей голову на плечо.

– Хорошо год начинается, – сказала она и закрыла глаза.

Глава 13

В начале марта их вызвал Филиппыч для важного разговора.

– Ну что, голуби, финита. Вся чапаевская серия с финальными версиями утверждена. Посев в сентябре, сразу же после всесоюзной премьеры, фильм уже восстановили. Шуму будет много, так что готовьтесь. Есть шанс, что к вам придет популярность. К сожалению, тайная. – Он был в хорошем настроении. – Теперь, собственно, чего я вас пригласил. Как вы знаете, после всей этой истории в Манеже возникло некоторое напряжение в отношениях с творческой средой. С тех пор еще трижды с ними встречались и трижды умудрились все обострить.

– Так нельзя с художниками, – сказал Петя. – Если у тебя образования или культурного уровня не хватает, чего лезть туда, где не понимаешь? Он их всех потеряет. Или уже потерял.

– Он – это кто?

– Хрущев. Никита Сергеевич.

– Поможем ему?

– В смысле?

– Не потерять.

Петя задумался:

– А как?

– Им нужна поддержка. Пока в форме успокоительного. И так все непросто в мире, пусть пока не взбалтывают. Придумайте им игру для мозгов.

– Уже есть, – сказал Кира. – Шахматы.

– Спасибо. – Филиппыч не счел нужным прореагировать. – Уточняю задачу: придумайте анекдот-конструкцию, серийность хорошо работает, пусть в него интеллигенция свои мысли-настроения загружает, туда-сюда гоняет и успокаивается. Не шахматы, а четки. Придумайте им надежную и универсальную фигу в кармане.

– А может, нам для Никиты Сергеевича что-нибудь лучше придумать? – предложил Кира.

– За него не беспокойтесь.

– Как-то с фигами не очень хочется дело иметь.

– А почему вообще вокруг них столько суеты? – не выдержал Антон. – Эти билютинцы – мазня сплошная. Нужно меньше на них обращать внимания. Кому на Западе до этого скандала был нужен Неизвестный? Или Голицын? А после того, как с ним Хрущев в Кремле поговорил, иностранцы всю его графику на корню скупили. Они же за один день звездами стали.

– А может, они с Хрущевым в доле? – Филиппыч улыбнулся. – Сами вы все прекрасно знаете, не маленькие. Как только у нас художник или писатель сделает что-нибудь этакое, что противоречит нашей системе ценностей, да если еще при этом власть чуток покритикует – все! Лакомый кусочек. Берут в разработку и ведут, не отпускают.

– Кто? – сразу не понял Петя.

– Тарапунька и Штепсель.

– Да кому мы вообще нужны? – Кира улыбнулся. – Пора бы нам успокоиться.

– Я бы с радостью успокоился, дорогой мой. Да не могу. Там никак не успокоятся. – Филиппыч сделал замысловатый жест. – Цифры им покоя не дают. Можешь почитать при желании обзор ЦРУ: к концу XX века СССР втрое обгонит США по валовому национальному продукту. Мы имеем десять процентов роста, правда, они утверждают, что семь, но и этого хватит. У них-то у самих всего три.

– Это цифры трехлетней давности, – уточнил Антон, – сейчас меньше.

– Это не повод сидеть сложа руки. Вот они и не сидят. Велосипед изобретать не надо, есть хорошее средство – пятая колонна. А там все сгодятся: и ученые, и художники, и интеллектуалы, гении, неудачники… Недовольные, агрессивные, амбициозные, закомплексованные. Прекрасно подойдут даже те, кто искренне желает помочь улучшить нашу систему. Находят они их и лелеют, поддерживают всеми способами. И что, по-твоему, мы должны оставаться в стороне? – Филиппыч критически на них посмотрел. – Ну что, нашли себе политинформатора? Я вам дал библиотечный день, у вас допуск, залезайте и изучайте. Изучайте процессы, а не людей. Будет полезно. Есть сборники, есть первоисточники, но там сами переводите. Идет война холодная… Идет во всем. Как мы бегаем и прыгаем на Олимпиаде, удобные ли у нас кухни и диваны, у кого лучше фильмы, вкуснее молоко, чей космос… Холодная война дает миру массу изобретений, которыми мы вовсю уже пользуемся в обычной жизни. То, чего бы просто не возникло, если бы не это ожесточенное соревнование. Все, как всегда, имеет две стороны. Главное друг друга не угробить. – Филиппыч помолчал. – Мы даже х*ями меряемся.

Троица смотрела на него во все глаза.

– Башни телевизионные строим. У кого выше. Ну ладно, жду с идеями.

Филиппыч умел придумывать сказки, вернее, сказочные задания. И задал тогда царь богатырям новую задачу, пуще прежней, сложнее во сто крат. И пошли они куда глаза глядят. В пирожковую.

* * *

– Жалко даже с Василием Ивановичем прощаться.

– Зачем прощаться? Наоборот, он вновь родился. От трех отцов.

– Начнется у него новая жизнь. Представляешь, жил человек красиво, погиб как герой, а тут оказывается, что его главная миссия вовсе не эта, а быть персонажем анекдотов.

– Судьба. Зигзаг истории.

– Ты сам ему этот зигзаг и нарисовал.

– Ну ладно, даст бог, он на нас не обидится.

– Может, свечку за упокой поставить, а то ведь сниться начнет по ночам. Каменный гость, в бурке, на коне. Топ-топ.

– Красивый был бы памятник.

– Так, давайте к нашему волшебному сундучку. Что там нужно-то?

– Ну что-то типа пазла или шарады.

– Да нет, какая шарада? Это скорее частушка, форма одна, музыка одна, а вариантов сотни тысяч.

– Красивый язык, – вдруг сказал Кира.

Женщины-феи хлопотали на кухне.

– Знать бы, о чем говорят.