Книга Над пропастью жизнь ярче - Анна и Сергей Литвиновы

– Кошмар.

– Тогда раздевайся. Выберем что-нибудь поспокойнее. – Подоспел Зиновий.

Но Саша вспомнила себя недавнюю – в кабинете врача, в злобе, в слезах. Что за контраст с той эффектной, независимой дамой, что сейчас смотрела на нее из огромного магазинного зеркала!

Хорошо, что благодаря Мишке она больше не сутулится.

И девушка произнесла бесшабашно:

– Нет. Давай купим это. Если, конечно, у тебя хватит денег на череп.

– Не бойтесь, это не золото. Эксклюзивная бижутерия, – заволновались продавщицы.

– Берем все, – улыбнулся Зиновий. – И срежьте, пожалуйста, ценники.

Александра с удовольствием позволила запихать свои старые одежки в фирменный пакет. И теперь гордо вышагивала под руку с Зиновием на первых в своей жизни высоких каблуках. Он глядел с любовью, да и другие мужики посматривали с интересом. А Саша думала: «Из-за чего, правда, я рыдала? Ну, не заболел Мишка – и хорошо. Главное-то не он, а моя жизнь. И мои анализы».

С ними, сказала сегодня врач, все хорошо. Вирусная нагрузка практически нулевая, иммунный статус высокий. СПИД пока себя никак не проявляет, антиретровирусная терапия не нужна. Можно расслабиться и получать удовольствие.

* * *

Квартира у Зиновия оказалась в старом доме, лифт сломан, мусорные баки на улице. Зато неподалеку шумел престижный Ленинский, в ободранном подъезде стояли цветы, и рукописное объявление с изящными виньетками просило не сорить.

– Тут преподам из МГУ раньше квартиры давали. Тем, кто не от мира сего.

– А нормальных куда девали? – хихикнула Саша.

– Как куда? В дома поприличнее! Разве поедет кто в здравом уме в квартиру с газовой колонкой? Но я все равно ее куплю – когда разбогатею.

Саше казалось: авантюрист и наверняка ловелас, Зиновий живет в модной студии, с вызывающе огромной кроватью по центру и кухней-выгородкой. Однако жилье оказалось патриархальным: стенка, горка, ковры. Множество книг.

Зиновий, впрочем, от них открестился:

– Это хозяйские.

Саша прошлась по комнате. В посудном шкафу, за старомодной супницей, тактично прятались несколько кубков. Рядом лежала стопка грамот.

– Тоже хозяйские? – показала на них девушка.

– Да нет, мои. Я когда-то был, – Зиновий расправил плечи, – подающий большие надежды спортсмен. Угадаешь, чем занимался?

– Э… борьбой.

– Холодно.

– Плаванием?

– Тоже мимо.

– Стрельба?

– Вообще полный айсберг. Но мне приятно, что ты не догадалась. Я – мастер спорта по шахматам.

– Ой! – расхохоталась Саша. – А почему ты тогда не сутулый? И не очкарик?!

– Потому что отец заставлял после каждой шахматной партии отжиматься. И пресс качать. А очки были. Но я лазерную сделал коррекцию.

– Слушай, я совсем не разбираюсь в людях! – Она плюхнулась на диван. В изумлении увидела: в ногах аккуратно сложен клетчатый, стариковский плед.

Саша с удовольствием им укрылась.

– Вон еще подушка под спину, – подсказал Зиновий.

Но она уже разглядывала книги – те, что рядом с диваном, на низком столике.

– Высшая математика? Ты что, еще и студент?!

– Вечный. Я в академке.

– Нет, Зиновий, – покачала она головой. – Ты не просто совратитель безмозглых девчонок. Ты гораздо опаснее.

– Брось. Я заурядный неудачник, – усмехнулся он.

– Но у тебя профессия есть? Кроме штурмана? И игрока в покер?

– Курсы бухгалтеров.

– Ну, вообще! – Саша и правда развеселилась. – Я-то гипотезы строю: киллер. Или мошенник мирового масштаба. А он, оказывается, бухгалтер. И шахматист. Раз так, тебе просто необходимы нарукавнички. Знаешь, такие, до локтя, на резинке. Чтоб у костюма рукава не портились.

– У меня есть.

Тут ее просто перекосило от хохота:

– И ты в них ходишь? На работу?!

– Нет, Сашка, – он сел рядом. Обнял. – Они от деда остались, на память. А на работу я вообще не хожу. Отчетность дома делаю.

Наклонился поцеловать, но она выскользнула из его рук.

В магазине, когда он платил, а она благодарно улыбалась, ей казалось, все будет просто. Ну, поехали к нему, переспали, подумаешь. Однако переступить черту оказалось не так и легко.

С Мишкой она когда-то просто решила: пришло время, надо избавляться от девственности. Неприятная, но необходимая процедура.

А сейчас ей – то жарко, то холодно. Дикое желание, чтобы Зиновий обнял ее, навалился, вцепился. И одновременно хочется убежать и не видеть его никогда.

Потому что даже сейчас, пока знакомство совсем мимолетное, она чувствует, как этот человек пускает корни, прорастает прямо в нее. Что будет, когда они переспят? Она станет его тенью, клоном? Послушной исполнительницей любой его прихоти?

– Слушай, у меня голова кругом. Давай еще поговорим, – попросила Саша.

– Давай, – не стал возражать Зиновий. – Только клубнику принесу. А то товар ненадежный. Обидно будет, если испортится.

Притащил с кухни целый поднос. Поставил рядом с «Высшей математикой». Хлопнуло шампанское. Звякнули бокалы.

– Расскажи что-нибудь, – попросила она.

– Веселое или грустное?

– Жизненное.

– В Питере есть отель. В самом центре, рядом с Дворцовой. У них на верхней террасе пьют кофе. Виды – во все стороны. На Зимний, на Исакий, на крыши – они тоже потрясающие. И придумали в гостинице сервис: можно написать, прямо за столиком, открытку. Отдать официантам. А они отправят. Я написал, конечно. Самому себе. Полгода назад. Да и забыл про нее. А сегодня вдруг приходит. Спасибо нашей медленной, но такой надежной почте.

Он протянул измятую, с красивой маркой почтовую карточку.

Саша рассмотрела вид. Ночной Питер сиял огнями и царственной, хоть и потрепанной, надменностью. Текст девушка читать не стала, но успела увидеть «… и нам хорошо».

С кем это ему хорошо?

Спрашивать не решилась.

Разом погрустневший Зиновий объяснил сам:

– Это мы с папой были. Его последняя поездка. Он очень Питер любил. Захотел попрощаться.

Саша вздохнула. Полагается сочувственно вздыхать, когда кто-то говорит о смерти.

Но чувствовала не жалость – зависть. Да, человек умер, зато с каким теплом о нем говорит сын.

А они со своим отцом – живым и здоровым! – совсем чужие. Какие там поездки в Антарктиду, в Питер. Ни разу в жизни даже не поговорили ни о чем, кроме ужина или ее оценок.