Книга Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей - Сергей Яров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основными исполнителями намеченной в мае 1918 г. аграрной политики являлись продовольственные отряды и комитеты деревенской бедноты. Комбеды создавались в соответствии с декретом ВЦИК 11 июня 1918 г. Пик их активности приходится на осень 1918 г. Сопровождаемое арестами и расстрелами изъятие хлеба у зажиточных «кулаков» и «средних» крестьян вызвало столь широкое возмущение деревни, что комбеды решили распустить в ноябре 1918 г. Этому способствовала и самочинность действий бедняцких комитетов. Они охотно «чистили» чужие амбары, но нередко уклонялись от предписанных им инструкций и неохотно делились собранной «данью» с Центром.
Заложенная во второй половине 1918 г. система принудительного внеэкономического извлечения сельскохозяйственных продуктов и была узаконена Декретом о разверстке 11 января 1919 г. Декрет фиксировал элементы аграрной политики, сохранившиеся вплоть до 1921 г. Общий объем подлежащего изъятию хлеба и зернового фуража складывался из двух частей. Первая из них определялась Наркоматом продовольствия исходя из государственных потребностей — и в соответствии с размерами урожая, запасами и нормами потребления «раскладывалась» по губерниям. Вторая вычислялась губернскими продовольственными комитетами с учетом нужд местного населения — как городского, так и сельского, — не имевшего «в потребной норме своего хлеба».
При взимании разверстки старались придерживаться двух принципов, не обращая внимания на то, что они очевидно противоречили друг другу С одной стороны, стремились изымать только излишки продуктов, не трогая то, что было нужно для питания самого крестьянина. С другой стороны, сумма разверстки для нужд армии и рабочих не могла быть уменьшена. Поэтому зачастую у крестьян отнимали не только «излишнее», но и необходимое. Разумеется, полностью опустошить деревню власти не решались. Они понимали, что в этом случае могут и вовсе остаться без хлеба. Они боялись также бунтов и сельских волнений, довольно частых в это время. И власти лавировали, допуская налоговые послабления тем или иным волостям и губерниям, налагая тяжкий оброк на богатые хлебом местности и освобождая от него разоренные.
Введение всеобщей трудовой повинности предусматривалось принятой III Всероссийским съездом Советов 12 января 1918 г. «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Трудовая повинность объявлялась «в целях уничтожения паразитических слоев общества и организации хозяйства». Однако вскоре она распространилась не только на «буржуазные», но и на все слои населения, в том числе и на рабочих.
Произошло это ввиду нехватки трудовой силы — как на фабриках и заводах, так и в различных коммунальных учреждениях, на транспорте и на военно-технических работах — вследствие оттока рабочих из голодающих городов в деревни, тотальных военных мобилизаций, опустошивших даже те предприятия, которые еще действовали, снижения производительности труда в промышленности.
Можно отметить три этапа развития трудовой повинности: осень-зима 1918 г., май-декабрь 1919 г. и вторая половина 1920 г. Осенью 1918 г. безработным запретили отказываться от предложений бирж труда.
Вводились трудовые книжки — сначала для «буржуазии», но к декабрю 1918 г. и для всех. 3 мая 1919 г. биржи труда закрыли. На работу теперь направлялись только по разрешению комиссий по учету и распределению рабочей силы.
Со второй половины 1919 г. приобрела невиданную ранее широту волна трудовых мобилизаций. Наибольшего размаха она достигла в 1920 г. Существовало два вида мобилизаций: 1) направление на фабрики и заводы, особо нуждавшиеся в людях, крестьян и красноармейцев, и 2) прикрепление рабочих к «своим» предприятиям. Последнее коснулось в 1920 г. шахтеров, нефтяников, железнодорожников, речников, судовых ремонтников, химиков. Но и это не помогло: в 1919–1920 гг. спрос на рабочую силу превысил ее предложение.
К числу важных признаков военного коммунизма относится и натурализация хозяйственных связей. В 1920 г. почти все — от налогов до произведенной продукции — оценивалось в натуральных показателях (в пудах, в аршинах, фунтах) без денежного пересчета. Деньги очень скоро, уже к концу 1918 г., перестали что-либо значить. Их печатали без устали, не заботясь о том, обеспечены ли они ценностями или нет. Потому и выпустили так много советских денег, чтобы на эти «бумажки» (как откровенно выразился однажды Ленин) побольше получить настоящих товаров — в основном из деревни. С ней и расплачивались за пуды хлеба пудами «денежной» бумаги. На первых порах инфляция еще считалась чем-то вынужденным и временным, ее надеялись удержать в допустимых границах. Но к началу 1921 г. с ней не только свыклись и оценили ее выгоды, но даже попытались с ее помощью полностью уничтожить деньги как таковые. Тем быстрее, как надеялись, можно было перейти к предписанному марксистскими теоретиками прямому продуктообмену.
Ограничение, а затем и ликвидация свободной торговли стали неизбежными в условиях войны 1918–1920 гг. Это вызывалось рядом причин. Во-первых, разверстка мало что давала, если сохранялась хоть какая-нибудь возможность продавать хлеб частным лицам по рыночным ценам. Во-вторых, свободной торговлей подрывалась бы государственная монополия на продажу промышленных товаров. Если был «спрос», то никакими мерами не удавалось уничтожить «предложение». Если можно было на рынке что-нибудь купить, то «на обмен» несли, ввиду всеобщей нищеты, изделия государственных заводов, не гнушаясь никакими способами их приобретения. В-третьих, здесь сказались и идеологические причины. На любого торговца власти смотрели как на будущего «капиталиста», могущего при случае оказать неоценимые услуги «контрреволюции». Свободная торговля, по их мысли, уподоблялась гидре — она помогала там, где отрубали одну голову, вырастать нескольким новым.
Первым покушением на свободу торговли стала продовольственная диктатура (май 1918 г.). Поначалу запрещали торговать хлебом, но не мешали «обороту» прочих продуктов. Перечень их, разрешенных к продаже, со временем неуклонно сокращался, и не только потому, что продуктов производилось все меньше и меньше. 1920 год, когда рынок был окончательно сломлен, выдался наиболее урожайным. Масса неучтенного хлеба оказалась на вольном рынке. Власти забеспокоились, опасаясь и того, что не весь хлеб будет отдан за малостоящие «бумажки», но в еще большей степени — «разлагающего влияния спекулянтов». Борьба со спекулянтами, неизбежная в условиях войны, со временем стала самоцелью: в голодающем Петрограде, например, запрещали даже ловить рыбу, боясь, что ею начнут «спекулировать». Во всей этой рыночной импровизации 1920 г. вообще ощутима примесь идеологии: одними лишь прагматическими расчетами ее не объяснить.
На языке той эпохи любой товарный обмен между частными лицами назывался «спекуляцией», а провоз товаров — «мешочничеством»; оба эти «преступления» влекли за собой суровую кару. Частичное ослабление запретов на торговлю мы видим лишь в период жесточайших продовольственных неурядиц. Тогда власти, не имея возможности накормить горожан, не мешали им заняться этим самим. Так было, например, в сентябре 1918 г., когда «мешочники» смогли ввезти в Москву и Петроград в четыре раза больше продовольствия, чем государственные органы.
